Тут подогретая качественным немецким алкоголем мысль ушла, и я
потянулся за кружкой-добавкой. Только после третьего глотка
удивился тишине.
Курт и Михаэль смотрели на меня, как на сумасшедшего… Или
политика, что, впрочем, тут почти одно и то же.
— Гм! — попробовал провернуть фарш назад герр
Брюнинг. — Знаете ли, в разноцветьи есть свои проблемы. Уж
очень сложно договориться до чего-либо стоящего. Людям нашей страны
сейчас жить надо, а не слушать сладкие обещания с партийных дебатов
в Рейхстаге.
— А кому сейчас легко? — охотно согласился я. —
Многим хочется наплевать на глупую конституцию и разрешить всё
просто и без затей, чрезвычайным декретом: «Повелеваю, чтоб завтра
— счастье всем и даром. Благие намерения… Вон, Советы — пробуют
пачкой указов и револьвером загнать пролетариат и крестьян в рай. А
что выходит? Ни минуты не сомневаюсь, что там начнут отбирать землю
у всех крестьян подряд уже в следующем году, назовут это… М-м-м…
Коллективизацией. Красиво! Перспективно! Да только опять миллионы
людей погибнут без всякого смысла!
Тут, на самом интересном месте, в разговор с тупейшим вопросом
насчёт помощи Ватикана в снижении репарационных платежей встрял
блондин. И беседа, перемежаясь проклятиями на головы французов и
англичан, покатилась в малоинтересную для меня сторону. Да так лихо
и заковыристо, что я тривиально не успевал понимать всех тонкостей
«кто, кого, за что и в какой позе». А посему — скоро задремал под
гул голосов, сыпавших фамилиями, названиями партий и аргументами
платформ.
Чёрт с ними, вчерашними студентами и депутатишкой от
проваливающейся в небытие религиозной партии. Пусть дружно катят
свою любимую Германию в кошмар моего прошлого и своего будущего —
под берёзовым крестом на восточном фронте!
С утра толстяк Курт проявил заботу обо мне, как о больном.
Перво-наперво подсунул тарелку, полную забавных рулетиков из
маринованной селёдки с пёрышками свежего зелёного лука внутри. Ни
отказа, ни денег не принял — накормил чуть ли не насильно. И ведь
помогло не хуже капустного рассола. Ещё и с правильным меню
завтрака помог.
Хороший попался попутчик, жаль, что нацист…
Так что до банка я добрался хоть и помятым, но более-менее
дееспособным.
На мучительно скучной и неторопливой процедуре оплаты и
повторной авторизации героически сумел подавить четыре зевка из
семи. Дальше дело пошло веселее: меня повели в святая святых —
подвал. Пять человек — два хранителя амбарных книг, два мускулистых
спецконвоира, к ним — начальник, солидный господин, как бы не сам
фон Мецлер.