Сосредоточенно дёргая поводья, он парковал пролётку на знакомой
улочке.
Ничем не выдающейся ни на первый, ни на второй взгляд:
обшарпанная штукатурка стен, тусклые, с осени не мытые окна,
недавно подновлённая брусчатка мостовой. Дежурно свисающий вдоль
водосточной трубы стяг «Ленин с нами».
Только пешеходы не спешат вдаль по своим делам, а всё больше
неторопливо толкутся вокруг угловой трёхэтажки, то собираясь в
небольшие кучки на несколько человек, то опять распадаясь на
отдельных «случайных прохожих».
Стоило мне соскочить с подножки, как навстречу устремился
толстый старик в высоком старокупеческом картузе и кожаной куртке,
туго охватывающей объёмистый живот.
— Кирпич хороший! Добротный кирпичик! Теперя такого не
делают… Кирпич хороший! — громко бормотал он как будто сам
себе, потряхивая мясистыми, разрисованными сеткой красных жилок
щеками.
Не иначе принял меня за партийного.
Почему нет?
Лицо чистое, можно сказать — холёное. Роскошный костюм скрыт
строгим плащом, туфли — калошами, эдакий достаток молодого
выдвиженца.
Зачем такому картошка?
Зато стройматериалы от снесённой церквушки — пожалуйста. На
дачке печку сложить, перегородочку от докучливых соседей возвести,
а то и по служебной надобности — покуда не перевелись энтузиасты,
готовые тянуть планы пятилетки за свой личный счёт.
С улыбкой помотал головой: не требуется. Не сомневаюсь, Блюмкин
справлялся куда лучше, в подобной суете он чувствует себя как рыба
в воде.
Да только пролётка с пассажирами, но без извозчика, смотрится по
местным понятиям подозрительно. Пустая, вне специально отведённой
площадки — так вообще серьёзное нарушение правил, примерно, как
проскочить на красный в 21-ом веке.
Нам лишние придирки не нужны…
Тем временем вслед первому торопится следующий предприниматель.
Чёрное пальто до пят, окладистая борода, солидное брюшко — не иначе
бывший поп… Глаза светлые, грустные и возвышенные, да только за
пазухой — бутыль! Длинное и тонкое горлышко призывно торчит из-под
полы. Тут и слов не надо: всякому ясно — самогон.
Отвернулся с брезгливым небрежением, только мельком приметил
недоумение на лице бутлегера: «Как же так?!».
Стакан со свёрнутым в трубочку листом белой бумаги в руках
полногрудой девахи скребанул ностальгией.
— Почём молочко, моя красивая? — спросил я продавщицу,
не устраивая спектакля с намёками.