Кирасиры были совсем близко.
– Терция! Стро-о-о-о-ся! Занять
оборону! Арсений, по стенам свободный огонь!
Наш вал окутало облако сизого дыма.
Аркебузиры палили, как заведённые. Шомпол в ствол, три такта, порох
на пол ногтя, утрамбовать, войлочный пыж, утрамбовать, пуля,
войлочный пыж, утрамбовать, запальный шнур на серпендин,
прицелиться… выстрел!
– Дым на кромку вала! – вопил я,
срывая голос. – Запалить, к чертям собачим!
И солдаты кидали пучки травы,
вымоченные в смоле, на вершину земляного вала, кашляя, растирая
красные от гари глаза, но делали своё дело. Прошло секунд тридцать,
если не меньше, когда стена едкого чёрного дыма окутала
огрызающееся выстрелами укрепление. Защитников стен это, без
сомнения, нервировало, но они продолжали палить по нам вслепую,
благо орудия уже были пристрелены. Ну, хоть так…
– Пора, – прохрипел лейтенант Иляс
Гатчевский, глядя на меня.
– Давай, – тихо ответил я.
В терцию пикинёров уже трижды
прилетало пушечное ядро. У первого вала лежало с десяток
изуродованных тел. Сабли кирасиров сверкали в лучах полуденного
солнца.
– Огонь! – крикнул я, когда от
всадников до терции оставалось не более тридцати метров.
Оглушительным раскатом многоголосной
канонады, аркебузы выплюнули рой свинцовой смерти навстречу
кирасирам. В этот момент их ударный кулак как раз разделялся на
два, чтобы нанести одновременный удар за оба вала. Я этого не
ожидал, однако к моему вящему удивлению, маневр сыграл против
самого противника. Первые десять, а то и пятнадцать кирасиров
вылетели из сёдел, или схватив пулю, завалились на круп лошади.
Из-за ограниченного пространства, их манёвр едва не сорвался. Отряд
правой руки, покатился на наш вал прямиком на пики. Аркебузиры не
могли успеть зарядиться по новой, хоть все и имели выучку делать
это за пятьдесят секунд. Однако терция не дрогнула. И когда
врезаясь друг другу в спину, кирасиры застопорились, с вала ударили
во второй раз в стоящие мишени, почти в упор.
Я перевел взгляд на первый вал, и моё
сердце замерло. Блестящие шлемы кирасиров мелькнули над насыпью,
проносясь мимо. Это могло значить лишь одно. Мы потеряли… половину?
Мышцы свело судорогой. Я машинально вскинул аркебузу и навёл на
ближайшего ко мне кирасира с вычурной кокардой в виде черепа.
Опустив дымящийся шнур на серпентин, выстрелил. В последний момент,
он посмотрел на меня, буквально за долю секунды до того, как
упасть. В глазах офицера я не видел страха, в них было
превосходство. Он словно знал, что-то недоступное мне. В следующий
миг, пуля пробила его шею, выбивая из седла. Я знал, что внизу мои
ребята приняли его с распростёртыми объятиями.