Коварные!
Могла ли…
- Мама, я не специально! – выдавил он и глаза закатил, изображая
ужас и раскаяние, но, видать, не убедил, если матушка отвесила
затрещину.
Да такого в жизни не случалось…
Ну, Нютка, дай только…
- Мама?! – Береславу было не столько больно, все же силу матушка
всегда умела рассчитывать, сколько обидно. – Да что случилось?!
- Что? Случилось, да… случилось… - матушка скрестила руки на
груди. – То случилось, что сына Господь крепко мозгами обделил…
- Виноват, - на всякий случай Береслав снова изобразил
раскаяние. – Но чувство вины будет куда более искренним, когда я
узнаю, что именно я сотворил.
Матушка вздохнула.
Вытащила телефон, тыцнула пальцем, тихо проворчав что-то под
нос, скривилась, а после сунула этот телефон Береславу.
- Твое? – поинтересовалась она строгим голосом. –
Творчество?
Хуже всего, что творчество и вправду было Береславово.
- А… это… ну…
- Твое, спрашиваю? – голос маменькин стал ласков-преласков.
- Ну… как бы… да, - Береслав отвел взгляд.
Врать маменьке он не мог. Не то, чтобы из моральных принципов,
скорее уж потому, что Береника Волотова сына своего знала
распрекрасно, а потому любое вранье его видела, чуяла и
категорически не одобряла. Причем неодобрение это выражала весьма
деятельно. Если в годы детские страдали уши – Береслав в тайне
подозревал, что нынешняя его лопоухость именно от того и
происходит, - то в годы ранней юности, согласно семейной традиции,
основной удар взяла на себя задница. И следовало сказать, что
общение с розгами, пусть и нечастое, весьма способствовало
прояснению сознания. Хотя, наверное, расходилась с принципами
гуманности и педагогики в принципе.
Но какая педагогика, когда традиции есть?
- И вот спрашиваю, о чем ты, иродище, думал, когда писал
это?
- Ну… - Береслав потер ладонью лоб, честно пытаясь воскресить
воспоминания. – Я… тогда… не очень… помнишь, я денег просил…
немного… а ты сказала, что если мне мало, то надо пойти и
заработать.
Матушка убрала телефон.
- А тут мне предложили… пару групп вести… в сетях… модерация,
контент…
- Контент… - повторила маменька эхом.
И привычно заныла задница.
Нет… после того, как ему двенадцать исполнилось, розги из жизни
исчезли, сменившись иными способами воздействия. Но что-то
подсказывало, что убрали их не так и далеко. И с маменьки
станется…