– Ты, между прочим, тоже.
– Я по-другому не умею, – нахмурился слегка.
– Вот... считай, я от тебя и нахваталась, – хихикнула я.– Сразу,
как увидела. Ты, знаешь ли, та еще зараза, Лик.
– Ну-ка повтори, – иронично взлетела смоляная бровь, и я поняла,
что пора бежать.
– Вообще-то я имела ввиду, что ты меня вдохновляешь, – принялась
объяснять, потихоньку отползая в сторону, – заражаешь... заряжаешь,
так сказать, энергией.
– Неужели? – он обманчиво-расслаблено положил руку на
подушку.
– Да-да, вселяешь боевой дух, – осторожно села и уже так
продолжила свое тактическое отступление.
«Ага, а вот вожделенный край кровати».
– Да что ты говоришь...
В следующую секунду на меня набросили аркан из Тьмы и повалили
на спину, словно жука, только лапками дрыгать ну никак не
получалось.
– Значит, я зараза.. – самый несносный на свете тип преспокойно
возлежал рядом, приподнявшись на локте, и заинтересованно меня
разглядывал. В глубине сумеречных глаз плясали смешинки.
– Да, воинствующая и очень коварная, – подтвердила я.
– Еще что-нибудь хочешь добавить к сказанному? – смуглый палец
не слишком нежно обвел контур моих губ.
– Ммм.. у тебя ужасный характер, – посетовала, прерывисто
вздыхая.
Лик ухмыльнулся и снова принялся выводить на моем теле
затейливый орнамент.
– Даю последний шанс облегчить свою участь,– предупредил он.
Художества его между тем спускались все ниже и ниже, взгляд на
глазах наливался темной тягучей тяжестью, а на губах появилась та
самая, когда-то испугавшая меня, улыбка. Сейчас от нее бросало в
жар.
– Ненормальный, – произнесла почти восхищенно, окончательно слив
свой «последний шанс» в трубу, и тут же ощутила, как мягкие
прохладные путы оплели щиколотки, лишая возможности двигаться.
– Эй, – запротестовала, – так нечестно.
– Воинствующая и очень коварная зараза вовсе не обязана быть
честной, – сообщил начинающий инквизитор, нависая надо мной с
неизбежностью летней грозы, и приступил к своими непосредственными
обязанностями. А я то улыбалась как дурочка от красоты
открывавшейся картины, то чуть не плакала от невозможности
прикоснуться к этому чертовски желанному мной человеку. А он.. он
изучал меня от и до.. То бережно и осторожно, то дерзко и нагло,
останавливаясь за пару мгновений до того, как я начну умолять о
пощаде.
Тело, лишенное возможности нормально участвовать в этом действе,
находило новые, совершенно запредельные возможности, чтобы себя
выразить. И слова.. у меня оставались слова.. Правда, довольно
скоро я утратила способность ясно мыслить, но совершенно точно
что-то шептала и даже кричала.