Пока ищу место, где можно
было бы устроить костер для готовки, меня окликает
сталкер.
— Эй, там, в кожанке! —
произносит рослый парень с щетиной, подзывая к себе. — Ты готовить
собрался? Айда с нами, вскладчину приготовим на всех, у нас и казан
есть для такого, Старый сподобился притащить.
— Сам ты старый хрен, а я
еще молод, — по-старчески бурчит мужчина с испещренным морщинами
лицом и седыми волосами. И тут обращается ко мне. — Садись давай, и
поедим, и поболтаем, и по чарочке пропустим.
— Уже сажусь, — и делаю
несколько шагов к костру, у которого сидело трое сталкеров, вручая
свои продукты в руки Старому, тот сразу же открывает и начинает
готовить.
— Старого ты уже знаешь, —
улыбается высокий. — Меня кличут Спилберг, режиссером был на
большой земле, вот и прилипло. А это..
— Штырь, — представляется
совсем молодой сталкер в капюшоне.
— Ха, Штырь! — в беседу
вступает дед. — Знавал я пять таких штырей, ты шестой будешь. И,
скажу тебе, лучше меняй кликуху. Недолго Штыри Зону топчут. А тебя,
молодой, как звать-величать?
— Да пока никак, прозвища
нет, — усаживаюсь поудобнее на перевернутый деревянный ящик, справа
от меня сидит Старый, а слева Спилберг.
— Ну да ничего, Зона даст, —
усмехнулся дед, помешивая макароны ложкой, а режиссер понимающе
покивал.
— Ну хоть имя назови, раз
кличку себе не выбрал, — встревает Штырь и тут же осекся от хмурого
взгляда Спилберга. — Что? Я что-то не так сказал?
— Эх, молодо-зелено, —
начинает Старый, все так же помешивая варево. — Мотай на ус, авось
и проживешь подольше. Не принято тут допытываться, как человек в
паспорте записан, и о том, чем на воле занимался, тоже. А то
срисуют тебя такого любопытного, выйдешь из лагеря и с пером в боку
в канаву попадешь.
— Э-э-э, в смысле, за что? —
удивляется Штырь и подается вперед, отчего капюшон задирается, и
открывается вид на его каштановые, слегка кучерявые,
волосы.
— За дело, вот за что! —
начинает пояснять уже Спилберг. — Много сидельцев тут, убийц и
прочих не особо приятных людей, и почти все из них не оценят такого
интереса в свою сторону. Живешь ты, дай жить другим, и с лишними
расспросами ни к кому не лезь, если человек сам не разрешит, и то с
вопросами поаккуратней.
Штырь открыл было рот, но
тут же закрыл, и можно было увидеть, как в отблесках костра начало
бледнеть его лицо. Походу, он много к кому приставал с такими
вопросами.