Засмотрелся на время… Книга стихов - страница 12

Шрифт
Интервал


Мерещатся вещие старцы
и карцер
вчерашнего дня,
и скалы слепящего кварца,
и флюгер, кружащий меня,
и с шумом ворвавшийся Вестник
из леса
Великих Вестей,
и песни расшатанных лестниц,
и месть незарытых костей.
Но кажется, где-то, напротив —
в болотах,
рождающих сон,
какой-то бесцветный, бесплотный
прервал летаргический сон.
Он смотрит… Он слушает сушу
разбужен
моею тоской,
и вот, покидая подушки,
своей безразмерной рукой
он тянется, весь – расстоянье,
сквозь зданья
напротив – ко мне,
вторгаясь в моё подсознанье,
как холод в прожилки камней.
Он весь образуется в руку,
без звука,
ладонь его – глаз,
он пьёт мою старую скуку
и требует новой – сейчас!
Но вот пресыщается. С ленью
теченьем
уходит в песок…
А Вестник растаял виденьем,
а флюгер глядел на восток.

«Всё оплачено плачем…»

1.

Всё оплачено плачем,
и на чашах весны
легковесны удачи,
а утраты верны,
потому что уж точно
не забрать пустоты
ни ледышкам барочным,
ни потокам воды.
Пей, расплавленный солнцем,
этот воздух зимы,
пей, от края до донца —
поминаньем немым,
потому что то явно,
что ушло и уйдёт,
но окажется главным —
не вошедшее в счёт,
и покажется точным
произвольный ответ,
и наметится точка,
а за ней ещё две…

2.

А в весеннем разгуле,
раздражая курок,
направление пули
выверяет стрелок,
может костью игральной
завтра сбросят с доски —
все полёты летальны,
но в щедротах тоски
тоже есть своё злато
или зло ремесла,
нам резцами утраты
оголяют тела,
и стоим мы нагие,
как и создал Господь,
первородной стихии
обнажённая плоть.

«Замело мою горницу ржавой листвой…»

Замело мою горницу ржавой листвой,
я хотел улизнуть, да заметил конвой,
я хотел откупиться, да вышел кредит,
и теперь верный сторож за мною глядит.
Разговоры пусты, он не слышит слова,
но когда я к двери подойду и едва
прикасаюсь к замку или звякну ключом,
он меня отгоняет огромным крылом.
На часах моих день, а на улице тьма
загребает дороги в свои закрома,
обещает июль отрывной календарь,
а в окошко, мне кажется, дышит январь,
и, прижавшись к стеклу, наблюдает мой страж,
как мешаю я краски, беру карандаш,
и на жёлтой стене разноцветным пятном
появляется нечто, скорее окно —
от угла до угла, в человеческий рост
предзакатное небо, и капельки рос
отражают его, и, в объятья маня,
предрассветные девы глядят на меня,
фоном горы встают из сосновой коры…
Так готовят подкоп – так вскрывают нарыв.
Оживёт незаметно оконный проём,