Следователь сразу предложил государственного адвоката, от которого я не смог отказаться, хотя примерно понимал его назначение в уголовном расследовании. Вскоре тот явился и начался официальный допрос.
Начался он, правда, с курьеза. Обвинение по 318-ой статье («Насилие в отношении представителя власти») я отрицал, до того оно звучало абсурдно, а по 212-ой («Массовые беспорядки») долго думал, не зная, что конкретно отвечать. Государственный адвокат спросил меня: «Ты был на Болотной?» Я этого и не отрицал. «Тогда пиши, что согласен с 212-ой статьей», – и я внял его совету, не подозревая о предусмотренном по этой статье наказании. Вот так я и подписал протокол первого допроса, согласившись с обвинением в «участии в массовых беспорядках» (а что это такое в юридическом смысле, я тогда не знал).
После допроса несколько часов были потрачены в бессмысленной поездке по городу за медицинским освидетельствованием отсутствия у меня телесных повреждений. Под вечер меня привезли в суд, где я увидел своих родных и различных политических активистов. Потом была беготня за понятыми в СК и ряд попыток устроить меня в ИВС №1, одна из которых, в конце концов, закончилась удачно для моего запыхавшегося конвоя.
В первую тюремную камеру в своей жизни я зашел уже ближе к двенадцати часам ночи, тогда ещё уверенный, что ситуация скоро изменится и меня выпустят. Но расклад оказался иным.
5 июня 2013
Жизнь в ИВС
Поздним вечером 9 июня 2012 года меня завели в камеру ИВС № 1 (изолятора временного содержания №1), находящегося радом со зданием ГУ МВД России на Петровке, 38. Для тех, кто еще не в курсе, отмечу – приговоренные судом за административные правонарушения отбывают свои небольшие сроки в изоляторах временного содержания. В ИВС №1 на Петровке же содержат подозреваемых по уголовным делам, поэтому, возможно, атмосфера там несколько иная (в других ИВС мне не приходилось бывать). Но именно там свежеиспеченный заключенный начинает своё знакомство с тюремным миром.
Мир этот с порога предстает двумя сторонами: арестантской и полицейской. Жертва и надсмотрщик вынуждены постоянно соприкасаться, конфликтовать и идти на уступки друг другу. Тот режим, с которым я встретился в ИВС, по праву считается одним из самых “красных” (подвластных “ментовской” администрации – прим. автора), уступая лишь колониям особого режима, куда попадают осужденные за ряд особо тяжких преступлений. Ходьба по коридорам и лестницам только в наручниках, ежеминутное подглядывание в “глазок”, отсутствие общения с кем-либо, кроме сокамерников и невозможность приобрести “запреты”– вот те самые атрибуты, которые делают режим содержания в ИВС №1 весьма жёстким. Смягчает частично ситуацию лишь более-менее приемлемое питание, позволяющее протянуть весь срок в ИВС (а это максимум 10 дней) без передач от родных.