Понятие «ментальность» может не иметь этой рационалистической нагрузки. В нем подразумевается, что мышление – коллективная деятельность, и дело не в представлениях индивидуального разума или сознания, а в совокупностях знаний, убеждений и мнений, в которые мы погружены. Понятия коллективных ментальностей и идея истории ментальностей издавна использовались социологами (такими как Эмиль Дюркгейм и Марсель Мосс) и историками школы «Анналов» во Франции (Burke 1990). Ментальность для них – это коллективное и относительно связное единство, и разделяющие ее не склонны подвергать ее объективации. Ментальность можно описать как условие форм мысли, поэтому она сама с трудом поддается постижению из собственной перспективы.
Идея ментальностей управления чуть скромнее, чем объяснения коллективного сознания или коллективного образа мысли, которые хорошо поддаются определению и описанию. В ней делается упор на эксплицитности мышления, вовлеченного в практики управления, и его встроенности в язык и иные технические инструменты, а также на том, что это мышление принимается как относительно самоочевидное, то есть обычно оно недоступно для проблематизации теми, кто его практикует. Коллективный характер этих ментальностей не означает, что они обязательно отождествляются с отдельными социальными группами или классами, хотя можно исследовать отношения между ментальностями отдельных правящих или подчиненных классов. Коллективный характер ментальностей свидетельствует о том, что то, как мы размышляем об отправлении власти, опирается на экспертизу, словарь, теории, идеи, философии и другие данные и доступные нам формы знания. К примеру, в современных либеральных политических системах эти ментальности часто выводятся из наук о человеке (психологии, экономики, менеджмента или медицины). Однако ментальности правления могут включать в себя и нерациональные (a-rational) элементы: политический дискурс и словарь часто опираются на образность и мифологию, которые вызывают – в особенности во времена кризиса, войны или притеснения – сильный эмоциональный отклик, чтобы определить «врага», задать стоящую впереди цель и т. д. Действительно, в подходе самого Фуко классические формы суверенного правления сопровождаются «символикой власти», опирающейся на образы крови, меча и короны