Каша пахнет, как лучшие блюда в родном доме. А после недель
питания плохо прожаренным мясом и ягодами, ощущается как пища
богов. Тишь ест степенно, зачерпывая самым кончиком ложки и
обдувая.
Барабаны гудят за стеной. На вершинах башен развеваются знамёна
героев прошлого. Вскоре вдоль костров пошли монахи-ветераны,
раздавая паломникам цветные дощечки. Роану досталась зелёная, а
седому чёрная. Тишь получила амулет с перечёркнутым мечом.
— А что это значит? — Осторожно спросил парень, крутя дощечку
перед глазами.
— Число посещений. — Буркнул седой. — Зелёные тем, кто меньше
пяти раз посещал долину.
— А чёрные?
— Больше тридцати.
Мужчина закатал рукав и, подняв руку, продемонстрировал шрамы на
внешней стороне предплечья. Пояснил с ухмылкой:
— Трижды победитель общих соревнований.
— Ого! А вы... опытный воин. Хотите стать благословлённым?
— Не, — мужчина улыбнулся и покачал головой, — каждое участие и
тем более победа, добавляют золота к оплате. Многие корольки хотят
видеть у себя на службе такого, как я.
— А... вы наёмник.
— Притом отличный, а ты сам малец, тоже хочешь податься в
наймиты?
— Нет... я, просто хочу выполнить обещание.
Роан неуверенно улыбнулся и развёл руками. Не стоит заявлять
первому встречному об истинных целях. В лучшем случае над ним
просто посмеются, а в худшем зарежут.
— Хорошие у тебя шрамы. — Заметил наёмник, явно не торопящийся
представляться. — Разбойники поставили?
— Отец. Я не так поставил ногу на тренировке, и он...
осерчал.
— Ну, не самый плохой способ получить мужское украшение.
Роан кивнул, хотел бы улыбнуться, но пресловутый шрам не просто
покарябанная кожа, но и порванные мышцы лица. Мимика с тех пор
недоступна. Только вручную и перед зеркалом может «слепить»
выражение. Всё остальное время лицо напоминает посмертную маску
полного равнодушия.
— Когда нас пустят внутрь?
— Через три дня. Монахи освящают ристалища, у паломников есть
время подготовиться и отдохнуть.
— А если кто придёт позже?
Наёмник пожал плечами.
— Может пустят и заставят пройти испытание, а может, и
откажут.
***
Люди прибывают, поодиночке и группами. Разжигаются новые костры
и к вечеру преддверие долины освещено, как в полдень. В воздухе
витает мягкая атмосфера, будто перед большим праздником. Большие
группы запевают боевые песни, а меж костров бренчат заезжие
музыканты. Монахи удалились в храм, а часть наблюдает за
паломниками со стены. Среди всех выделяется встречавший, но теперь
в его взгляде нет и тени той доброты и тепла. Отсветы костров
выхватывают из сгущающегося мрака ожесточённое лицо.