—
Мантия-невидимка?
—
Именно! Эти вещи, дары, они все реальны, не так ли? А значит и сами
братья тоже, как и Смерть, — поведал Лавгуд и о самих Дарах, причём
довольно много и нудно, что хотелось поскорее уйти. Я как будто
оказалась на скучной лекции профессора призрака в Хогвартсе. Также
он упомянул и об одном основателе Хогвартсе, о котором в данное
время делал заметки и даже ваял скульптуру, которая стояла
посередине зала.
Рассказывал мужчина много, то и дело
вспоминая всё больше деталей. Но, выходило у него что-то непонятное
— каша из всех возможных сведений ото всюду. Вдруг сверху, через
специальную выемку под потолком, в кормушку залетела сова. Птица
что-то оставила в кармашек кормушки и требовательно постучала по
дереву.
—
Извините, это заказ новой Придиры, — по его легкому стуку палочки
вся типографская машина ожила и спустя несколько минут издала
свежий выпуск прямо с конвейера. Теперь комната пропахла чернилами,
красками, клеем и прочими токсинами. Не удивительно, что он
выглядит как угашенный вусмерть, раз он постоянно дышит всем этим
добром. Он забрал монеты у птицы и прикрепил к лапу свою газету. Не
успела сова улететь, как вдруг раздался другой щебет птиц. Не стоит
пугаться, мы не будем ждать, когда он выполнит еще один заказ. Это
просто здешний дверной звонок.
—
О, это должно быть она! — обрадовался мужчина, — пойду открою, а вы
пока ознакомьтесь с моими статьями о братьях Певереллах.
Разминая глаза, Гермиона пыталась вникнуть в
заметки мистера Лавгуда. Она то и дело, закрывала глаза, будто
засыпала. Мне точно не кажется, что тут слишком душно. Почему
ничего тут не проветривается… Видимо хозяин уже привык. Под
странное состояние внезапной вялости я еле дошла до окна, чтобы
проверить, как увидела странный черный дым возле дома и услышала
щелчки.
Что
за…
—
Гермиона… — гриффиндорка не ответила, и я поздно поняла почему. Она
спала на кресле.
—
Гермиона!
Никакой реакции. Черт! Это… Тот сладкий чай…
Неужели… Вот ссук… Мои голоса начали копошиться, словно пчелиный
улей. И только благодаря им, я пока не пала в сон, который сжимал в
тиски. Руки и ноги едва слушались, когда я пыталась будить
гриффиндорку. Потом вернулся он. У меня не хватило сил, чтобы
чем-то ответить. Его образ троился, все кругом плыло, медленно
обволакиваясь чернотой.