«И, постояв несколько мгновений, идешь, как в любом доме, к Хозяину – к той иконе, которая стоит посередине храма и представляет собой образ Христа Спасителя. К Нему-то мы и идем первым делом с поклоном, становимся на колени, кланяемся до земли в знак глубочайшего нашего почтения, благоговения, трепета внутреннего; ставим свечу, которая символизирует наше горение. Пламя чисто, мы нечисты; оно – чистота, которая горит перед Богом, как свеча, которая привела нас на встречу с Ним. И мы целуем эту икону. На церковном языке это называется прикладываться: человек губами прикладывается к образу, целует его. Некоторые люди (я в том числе), целуя икону, всегда говорят: “Да не лобзания Ти дам, яко Иуда!..”. Дай мне поцеловать Тебя, как ребенок целует мать, как целуешь любимого, почитаемого человека, без обмана, без неправды. Причем в русской традиции Спасителя Христа, Божию Матерь, святых – в лицо не целуют. Целуют либо руку, либо Евангелие, которое держит Христос, но к лицу не прикасаются; так же, как в обычной жизни мы целуем в лицо только людей очень нам близких»[19].
Для человека, редко или тем более впервые входящего в храм, лики по его стенам – собрание незнакомых, красивых образов (но часто странных, потому что к языку иконы надо тоже привыкнуть, понять его), и он буквально не знает, к кому обратиться. Хорошо, если различа ешь хотя бы иконы Спасителя и Богородицы (не могу забыть просьбы покупательницы в иконной лавке Оптиной пустыни: «А мне дайте эту Женщину с Ребенком»).
Когда мы подходим к иконе с тем, чтобы выразить свое отношение к изображенному на ней святому, Матери Божией или Самому Господу Иисусу Христу, мы, по слову Иоанна Дамаскина, обращаемся не к дереву и краскам, а к Первообразу. Мы, касаясь губами досок, адресуем поцелуй Самому Христу, Пресвятой Богородице и святым, изображенным на иконах.