— Откуда такое может быть известно? — удивился Менжинский еще
больше.
— Варианты твоей судьбы уже записаны там, где надо, в высших
сферах, — сказал я, нагнетая интригу.
— Так почему же только моей судьбы? Раз ты мой собственный
инстинкт самосохранения, то, следовательно, мы умрем вместе, —
справедливо подметил Вячеслав.
— Вот потому давай лучше вместе подольше поживем, — предложил
я.
— Да это и не жизнь, а сплошное мучение, — пожаловался он,
попробовав встать и снова опустившись обратно из-за новой волны
боли, вызванной попыткой движения.
— Ничего, с этого момента займемся лечением и оздоровлением
всерьез, — подбодрил я.
А он сказал с грустью:
— Ну вот, ко всем моим болячкам теперь еще и шизофрения
прибавилась. Внутренний диалог сам с собой начал вести. До чего же
я дожил! А все из-за этой проклятой нервотрепки на службе, да из-за
баб!
— Так и есть, — согласился я. И добавил:
— Вот давай и начнем с сегодняшнего дня бороться за наше
здоровье. Объявим войну всем вредным привычкам и нечего по бабам
ходить! Жена же есть молодая, в конце концов.
— Молодая, вот я ее и ревную ко всем, — посетовал он.
— А чем же ты думал, когда женился на двадцатилетней? Да и сам
тоже хорош, ни одну юбку до сих пор не пропускаешь, всех смазливых
баб к себе затаскиваешь, а потом прыгаешь с ними на кроватях,
вместо того, чтобы спину свою поберечь. Впрочем, весь этот разврат
у тебя давно начался. Вот вспомни чем ты там в эмиграции занимался?
По проституткам в Париже шастал, а потом еще и повесть о них
написал, как служительницы древнейшей профессии из борделя объявили
забастовку с политическими требованиями, а полицейские, желая
призвать их к порядку, всех этих падших женщин изнасиловали. Да еще
смаковал в той повести разные грязные подробности. Тьфу! Позорище!
Бабник ты озабоченный, вот кто! Пора остепениться уже и
остановиться, — строго сказал я.
— Ты что же, так и будешь мне до гроба мораль читать? — спросил
Менжинский.
— Так и буду, если не исправишься, — заверил я.
Тут из-за двери донесся плач малыша. Я уже знал, что это
проснулся маленький сын Менжинского Рудик, названный Рудольфом в
честь деда. В коридоре сразу послышались быстрые легкие шаги. И
вскоре, распахнув плечиком дверь, в кабинет вошла молодая
миловидная шатенка с полугодовалым ребенком на руках, босая и
одетая только в длинную белую ночную рубашку.