— Вы не понимаете, насколько Зверь опасен.
Он мог порвать вас на куски, и мы бы не успели.
Вы бы не успели защититься своей магией. Ворон — сильнейший. Его
можно скрутить только хитростью.
— Он — моя Пара, Лазар. Или ты забыл?
А оборотни никогда не убьют свою избранницу. Даже если
он не помнит, то Зверь почуял меня. Его Звериный выбор
не подвел хозяина, — я улыбнулась наставнику и встала
с постели.
Лазар дал сигнал, и в комнату зашли двое
охранников. Они-то и подняли спящего Ерофея. Я в последний раз
провела пальцами по его скуле и прижалась губами к его губам,
чтобы забрать крохотную витальную искру жажды и страсти, которая еще
осталась на его теле.
Ерофей напитал меня на годы вперед. И мне должно
хватить этого запаса, чтобы родить дитя и занять Красное Кресло
в совете вампирских семей.
— Будьте с ним аккуратны и верните господина
Воронова обратно домой.
— Конечно, госпожа, — склонились все трое
вампиров.
Только когда все ушли я села на кровать
и провела рукой по теплым еще простыням. В воздухе витал мускус
и аромат самого Ерофея — тяжелый древесный запах с такой
незаметной, но для меня очень милой нотой ночной фиалки. Уже только
по его запаху можно было догадаться, что сильнейший оборотень Московской
стаи хранит тайны. Цветочные ноты были редкостью и появлялись у тех
Зверей, чьи Пары сами несли в себе сильную магию. Как оберег.
Мой не помог — фиалка исчезала из его
запаха, становясь лишь едва уловимым шлейфом.
— Виола, — позвал меня второй наставник Радек
и накинул на плечи халат. — Девочка моя, пойдем быстрее
в купальню. Тебе нужно согреться.
Я взялась за полы халата и стянула их,
чтобы закрыть тело. На самом деле мои наставники видели меня голой много
раз — некоторые тренировки и боевые заклинания требовали наготы.
И я давно привыкла к своему телу, не боясь его показать.
Вот еще один пункт, из-за которого нас ненавидели оборотни,
называя развратными лживыми тварями. Видите ли, им наша нагота
не нравилась, а то, что оборотни сами вылетали из трусов при
обороте, так это же природа, им можно.
Я одернула себя, что-то завелась с пол-оборота,
хотя уже должна была привыкнуть к этому вечному противостоянию видов.
Но все равно сердце сжималось, стучало гулко и тяжелело только при
одной мысли, что Ерофей меня ненавидит.