***
Вернувшись на третью квартиру, она опять сходила на кухню поздороваться с холодильником, и опять закрыла его, ничего не взяв — аппетита не было. Сходила умыться, вернулась в библиотеку, открыла вчерашние заметки по письму для Милки, стала пытаться читать, но в голове было шумно и шатко, строки рябили перед глазами, хотелось спать, но она понимала, что не уснёт — было интуитивное предощущение нехороших новостей и странной тревожной опасности. Она нарастала постепенно, а потом развернулась пружиной, когда из портала вышел министр, хмурый, напряжённый и молча смотрящий на Веру, как будто это она к нему пришла и чего-то хочет.
Она не выдержала этого молчания и спросила первой:
— Что-то случилось?
— Я договорился по поводу отправки Василия в путешествие с неясной конечной целью. Печенье от Булата в гроб положил.
— М, круто.
Её голос звучал так же ненатурально, как и его голос, это было слишком очевидно, чтобы не стать проблемой. Министр стоял в центре комнаты и ждал, опять глядя на Веру так, как будто она должна что-то сделать. Она не делала ничего. Он добавил с большим значением:
— Если вы хотите на него ещё раз посмотреть, у вас последний шанс.
Она промолчала. Он подождал и добавил, внимательно глядя ей в глаза:
— Ещё есть пять минут, его сейчас грузят. Хотите?
— Не хочу.
Он коротко глянул на «часы истины», сразу же резко отводя глаза, как будто сам себя ругая за этот невольный взгляд. Он выглядел так, как будто был не готов к её отказу, у него был план действий, но она повела себя не по плану, и это сломало ему стратегию, теперь он был растерян и не понимал, что дальше делать. Она сочувственно шмыгнула носом и подняла брови, шепча с ноткой издёвки:
— И что же теперь?
Он резко посмотрел на неё живым и цепким взглядом, как будто переключил режим лица с запланированной маски на обезоруживающую откровенность, на которую в последнее время вполне уверенно ставил всё чаще:
— У него есть татуировка на левой пятке.
Вера не отреагировала никак — она была готова к этой новости. Министр добавил:
— Опрокинутые песочные часы, чёрные.
Она молчала, он смотрел на неё так, как будто свои карты уже открыл и теперь её ход. Она спросила с циничной улыбочкой человека, которому карты сунули, а правил не рассказали, так что он заранее ни на что не надеялся: