Все опять рассмеялись, потом заговорил Мартин, доброжелательно, но очень серьёзно:
— И кстати, если тебе покажется, что она с тобой флиртует — не обольщайся, тебе кажется. То, что она тебе улыбается, не значит абсолютно ничего. Она тебя с тем же лицом пошлёт, и с тем же лицом зарежет. Эрик на спор пытался её поцеловать, она ему кусок губы откусила.
Новенький присвистнул:
— Круто. И что Шен с ним сделал?
— Этого никто не знает, но Эрику не понравилось. И спрашивать об этом Эрика я бы тебе не советовал, просто не надо.
Парни тихо мрачно рассмеялись, замолчали, потом новенький спросил:
— А почему её все по-разному называют?
Мартин ответил очень серьёзно:
— Потому что дураки. Она ведёт себя с ними как с друзьями, и они расслабляются, и выкладывают ей вещи, которые лучше бы не выкладывать никому. А она это делает не из большой доброты, а ради сбора информации. И, будь уверен, она точно знает, на каком уровне она, и на каком уровне все остальные. И если она будет не в настроении, или её как-бы-друг её чем-то взбесит, она этого как-бы-друга поставит на место, будет очень обидно. Ричи уже ощутил на своей шкуре. Думается мне, и Барт скоро ощутит, и все остальные возомнившие. Лучше называй её госпожой, от греха подальше, к слугам она добра, временами даже щедра и милостива. И вообще, будь с ней максимально вежлив, она очень полезный покровитель.
— Из-за удачи?
— Из-за удачи тоже. А ещё она лечит. Никто не знает как, но врачи подтверждают. Двейна только она нормально накормить может.
Вера посмотрела на министра, он беззвучно прошептал:
— Барт тоже может, парни не в курсе. Не говорите никому.
Она кивнула, новенький спросил:
— А что с Двейном? Кем он работал?
Мартин ответил:
— Заместителем главы отдела. Он и сейчас им работает.
— Он же лежит?
— Это временно.
У Веры завибрировали «часы истины», но она не подала вида. Новенький ответил недоверчивым тоном:
— Цыньянским главам благородных домов по закону Карна нельзя иметь больше тридцати солдат охраны, и у Шена их ровно тридцать, всегда было. Если он взял сюда меня, значит, один из тридцати выбыл, и я уверен, что это Двейн, потому что остальные в порядке. Я слышал, как врач говорил, что ему максимум три месяца осталось.
Мартин понизил голос:
— А ты поменьше слушай то, что не для твоих ушей. Здоровее будешь.