Хотя и главная горничная не могла бы вести себя так нагло, не
будь приближенной к матери герцога и няней последнего, кого
воспитывала с младенчества. Потому, по факту, свекрови у меня было
две. И обеих я не устраивала.
Видя отношение ко мне двух главных женщин этого поместья,
прислуга приняла за правило нисколько со мной не считаться,
проявляя минимум учтивости лишь при самом герцоге.
– Я сказала, пошла вон! – рявкнула я, чего себе прежде также не
позволяла, считая, что скандалами с прислугой нисколько не помогу
своему положению. Напротив, настрою всех против себя еще больше.
Был у меня печальный опыт добиться помощи в данном вопросе у
герцога, но тот даже не отвлекаясь от бумаг, сказал, что передаст
мою просьбу матери, которая займется вопросом воспитания прислуги.
Она и занялась. Стоит ли говорить, что жизнь моя после этого стала
еще сложнее? После этого с просьбами о защите я к герцогу более не
обращалась и старалась просто терпеть и не создавать проблем, как и
требовала от меня свекровь. Но, как показала практика, сколько бы
терпеливой и доброжелательной по отношению к прислуге я ни была,
это не поможет добиться признательности. Так есть ли смысл терпеть
невежество и пренебрежение?
Девушка немногим старше меня с рыжими волосами, веснушчатым и
курносым лицом, недовольно сморщилась и в негодовании покраснела,
отчего стала похожа на поросенка, но видя мое выражение глаз, молча
удалилась, даже не проявив каплю учтивости и всем видом показывая,
куда направится первым же делом. А именно, наябедничает главной
горничной, а та, в свою очередь, старшей герцогине.
Услышав, как за горничной закрылась дверь, я добежала до постели
с разбегу повалилась на подушки, переводя дыхание, так как ощущала,
что сейчас могу просто задохнуться, а сердце просто разорвется в
груди от волнения.
– С ума сойти… Как такое возможно? – осмотрела я свою изнеженную
по аристократически нежную и белую ладонь, на которой сияло
фамильное обручальное кольцо с крупным бриллиантом, которое мне
пришлось вернуть после развода. Белизна и нежность моих рук также
испарилась, стоило только оказаться в монастыре, где меня не
собирались щадить, вынуждая работать наравне с прислугой.
Вспомнив пережитое, ладонь сама сжалась в кулак, который
ударился о матрац в тихой ярости.