– Вы спасли меня от этого несносного человека.
– Не будьте к нему столь жестоки, может он мечтает написать ваш портрет, – Панютин пытался быть галантным.
Между тем гостей было не столь уж много. Каждый из оставшихся присутствующих уже сделал посильное пожертвование хозяйке приема графине Хлюстиной Аделаиде Михайловне, и теперь ожидал обеда и бала.
– Как Евгений? Не пишет? – продолжал разговор Панютин.
– Пишет. Его лейб-гвардии конно-егерского полк квартирует в Старой Руссе.
В голосе Эльзы прозвучали нотки гордости за сына.
– Слышал, что вы продали одно из своих имений, и пожертвовали эти деньги для солдат, вдов и сирот, – Панютин внимательно посмотрел на Левину, возможно более пристально, чем полагалось для дружеской беседы.
Но баронесса старалась не замечать этот настойчивый внимательный взгляд. А впрочем, что за новость. Разве она когда-нибудь его замечала. Петр Сергеевич был не дурен собой, на пару лет старше её, подтянутый, ладный, с приятными чертами лица, с красивыми усами, которые очень шли ему, но разве он мог сравниться с её мужем.
– Аделаида Михайловна сообщила?
– Вы не должны так расстраиваться, в свете нет тайн. Да и что в том зазорного?
– Я сделала это не для того, чтобы было о чем поговорить между вистом и покером.
Эльза раздраженно отвернулась от Панютина, и её взгляд упал на изящную юную лет шестнадцати летнюю красавицу с чудными рыжими с золотистым отливом волосами. Розовое платье подчеркивало все достоинства фигуры. Рядом с ней стояла Елизавета Алексеевна Арсеньева.
– Кто это? – спросила Эльза у Панютина.
– Где?
– Рядом с Арсеньевой.
– Это княжна Юлия Алаповская.
Петр пристально посмотрел на Левину.
– Да вы, сударыня, меня не слушаете вовсе.
Эльза и правда не слушала. Она смотрела на юную Юлию и вспоминала свою юность, наивные мечты и надежды, которые разбились о рифы жизни, оставив на память грусть.
Но вскоре всех позвали к столу, прервав мысли баронессы. Обед прошел скучно, гости обсуждали войну с турками, ругали Хусейн-пашу, надеялись на фельдмаршала Витгенштейна, спорили о французах, старались не вспоминать декабристов, хотя многим их поступки виделись благородными.
Лобанов говорил о книжных новинках, хвалил иноземные библиотеки. Что касается Эльзы, она не внимала умным и пространным речам, её мало занимала политика, единственное, что точно знала баронесса – за каждое слово важного чина, за их интриги и интересы солдат платит кровью, крестьянин – животом. А все остальное жестокое кичливое фрондерство.