– У меня лейкоз, – сказал он. – С собой не ношу больничный, вот,
на процедурах был недавно, восстанавливаюсь.
Стоявший до этого в сторонке дружинник склонился над головой
ничего не понимающего милиционера и за компанию уставился в
бумажки.
– Это что лейкоз? – спросил он. – Грыжа?
– Рак крови.
Детина присвистнул. Милиционер свернул бумаги, постучал ими по
ладони, вернул Носатову и вгляделся в его впалое от длительного
отсутствия сна лицо.
– Н-ну хорошо, – сжалился он. – Библиотека, как говорится, не
вобла с пивом. На первый раз сделаем исключение, но больничный с
собой носите.
5 ноября 1983
16 дней до полной луны
Мрачное куйбышевское кладбище с подмёрзшей в тягучую массу
грязью узких дорожек между оградками заполнили люди. На похоронах
Александра Плоткина посетителей было едва ли не больше, чем
мертвецов вокруг. Территорию оцепила милиция.
Проститься с Сашей пришли многие – родственники, школьные и
университетские друзья, коллеги из горкома ВЛКСМ, руководители
важных предприятий, но самое главное – аппаратчики из райкомов,
горкома и обкома КПСС, пришедшие засвидетельствовать своё уважение
отцу усопшего – Ивану Владимировичу Плоткину.
Сам Иван Владимирович, стоя в центральном месте напротив
усыпанного цветами, в том числе редкими розами, закрытого гроба,
взирал будто сразу и на гроб, и на могилу, и на огромное фото сына,
и на всех присутствующих, подмечая, в чьём лице больше скорби и
почтения. Высматривал он не только лояльных чиновников – искал
глазами Игоря Корзухина. Тот должен был прийти – руководство
местной газеты получило распоряжение направить его осветить
прощание.
Рядом с Иваном стояли безутешная мама Александра и пребывающая в
прострации Вероника. Дальние родственницы-старушки поодаль
судачили, насколько та бесстыже не ревёт, не виснет на гробу и
волосы на себе не рвёт. Казалось, ещё пара минут, и они вынесли бы
вердикт: обязана броситься на дно могилы и потребовать закопать
себя вместе с мужем. Но Нике было всё равно. Она наверняка видела,
точнее слышала, их в первый и последний раз, и уж чьё-чьё, а мнение
невоспитанных кошёлок о себе ей было безразлично.
Зачем-то привели строй пионеров. Они расположились впереди
лучших представителей городского комсомола, в стоячих пилотках и с
трепещущими на ветру наглаженными галстучками ожидая от старших
товарищей тычка в спину, сигнализирующего, когда нужно отдать
покойному свой последний салют.