— Сергей, — снова обратилась ко мне женщина, разливая чай. — Я
не против, если будешь называть меня матушкой, это лучше, чем
мачеха. Мы же в конце концов друг другу не чужие. Но в обществе
такие фамильярности…
Она будто задумалась, подбирая слова.
— Простите, буду называть вас так, как вы сами пожелаете.
— Похвально, — одобрила кивком матушка-мачеха. — Наконец я слышу
слова не обиженного дитяти, а восемнадцатилетнего юноши. Называй
меня Екатерина Андреевна. Так будет лучше.
— Хорошо, Екатерина Андреевна.
— Вот и договорились, — приветливо улыбнулась она ненадолго,
будто в награду за хорошее поведение. После этого повернулась к
дочерям: — Девочки, показывайте, что у вас сегодня на продажу?
Яна и Аня достали из карманов какие-то разноцветные кристаллы и
ссыпали на стол.
— Опять одни растительные макры? — в голосе Екатерины Андреевны
прозвучало лёгкое неодобрение.
— Есть ещё кое-что, — девахи переглянулись между собой и Яна
положила на стол ещё один кристалл. Он был намного крупнее
предыдущих и будто наполнен внутренним ярко-жёлтым светом.
— Ого, — брови матушки взлетели вверх. — Камешек со второго
уровня Изнанки? Молодцы! Кто продал?
— Да так, один охотник, — Яна пренебрежительно махнула ладошкой,
пропил в кабаке все деньги, ну и толкнул нам по дешёвке.
— Охотник? В кабаке? — переспросила Екатерина Андреевна с явным
недоверием.
— Да, охотник, — поддержала сестру Анна. — А то ты не знаешь,
что охотники после Изнанки сразу идут в кабак.
— Охотники, возвращаясь с Изнанки, сразу идут к скупщику, а уже
затем в кабак, — возразила матушка, но тут же смягчилась. —
Впрочем, в жизни всякое бывает.
Все трое уставились на меня. Я к этому моменту доел кашу, выпил
чай и просто сидел, пытаясь вникнуть в их разговоры про непонятные
кристаллы, которые они назвали макрами. Про загадочную Изнанку и
про охотников, которые ходят к скупщику.
— Что-то не так? — поинтересовался осторожно.
— Серёжа, — удивленная Екатерина Андреевна пододвигает ко мне
кристаллы, они же макры. — Забирай. Макры сами себя не
продадут.
— А-а... а куда я их?
— На рынок пойдёшь, — злорадно сообщает Яна. — Ты теперь
совершеннолетний. Вот и будешь макры сбывать. Рад ведь, да?
Признавайся, рад же! Что наконец перестанешь дармоедствовать и
начнешь приносить пользу семье.
— Да-да, не ты ли ждал этот день? Или передумал? Струсил? Как до
дела дошло, — не менее язвительно Анна сверлила меня взглядом, но
было очевидно, что она лишь поддакивает сестре. Кидает на неё
короткие взгляды постоянно, словно в ожидании сигнала или
одобрения.