Раздался звон, и девушка вскрикнула. Чашка, что до того застыла в одеревеневших пальцах, выскользнула, забытая, и рассыпалась по полу острыми черепками, а остатки сбитня в неверном свете свечи казались на деревянном полу разли́той кровью. Василиса бросилась собирать и пока собирала — думала, а как вылезла из-под стола, сказала:
— Согласна я, Яга. Страшно мне, сил нету! Да всё равно согласна. Я-то и к Кощею иду, не знаючи, вернусь ли? А и так жить привыкла, что сегодня живая, а завтра снова меня в лес погонят собаками, напорюсь на берлогу аль яму волчью и сгину. Так что пойду к тебе сегодня и лежать буду. А ты уж лети. Ты-то, я вижу, не без дела тут в чаще сиживаешь, дело своё важное делаешь. Вот и я помогу, — и, чуть помолчав, смущённо попросила: — Ты мне только дай платочек с узорами вышитыми, буду его руками под одеялом перебирать, когда совсем боязно станет. Мне в детстве такой купчиха проезжая подарила. Поку́да мальчишки не изорвали, теребила его, как совсем худо было, и помогало.
Платочек Яга ей дала. С тесьмой по краю, чтоб пошире да пообъёмней было. И в горницу проводила до самой опочивальни. Когда поднималась, совсем кряхтела, дряхлая — близилась полночь. Как Яга на гулянья полетит, Василиса даже представить не могла, но сердце чуяло, что едва место её займёт — выпрямится старушка, свистнет по-разбойничьи, и от ветра деревья лягут!
— Батюшки-светлы! — охнула царевна, едва дверь в опочивальню отворились. Прижала ладони ко рту, с зажатым в одной платком, и заскулила. — Домовина!
Опочивальня крохотной оказалась, и будто не здесь она, а во сне — свеча в руках перед дверью жёлтым светит, а внутри — серым, тусклым, как в старом зеркале. И пахнет сиренью, да с душком притаившимся.
— Не передумала, де́вица? — настороженно прошамкала старуха за спиной.
Как же хотелось крикнуть: «Да! Передумала!» — но промолчала Василиса. Сколько при ней слово ей данное нарушали — не сосчитать! И матушка не сечь обещала, и мальчишки соседские клялись, что не укусит, и соседка Прасковья молока дать собиралась, ежели мамка выгонит в ночь опять.
И Иванушка обещал. Что в го́ре и в радости…
— Не передумала, Яга. Я слово своё держу. И ты, главное, своё держи, а уж я не подведу.
За спиной раздался тихий благодарный вздох, и чем-то лёгоньким погладило по спине, будто не рука уже, а ветка зимняя. Полночь почти наступила.