— Да ну не хочешь — не отвечай, — сказала мельничиха и погладила её по плечу. — Я, покудова замуж не вышла, тоже всяко бывало. Да с мужем мне повезло, а вот тебе, дай боги, пусть дале повезёт.
На резко вскинутый взгляд женщина не отреагировала — уже отвернулась и пошла в дальний угол двора, оттого Василиса проглотила то, что хотела возразить, и, вздохнув, продолжила работу.
Покончив с бельём, они отправились в дом. Хозяйка всё приговаривала, какую помощницу чудесную ей подослали боги, а гостья, привычно замешивая тесто, думала, как сказать, что собирается уйти? Засиживаться времени не было и, как только починят сапоги, нужно отправляться дальше. Кто знает, сколько ещё придётся брести? А скоро холода наступят, по морозу уже не заночуешь под елью.
Но так и не сказала. Да и разговор сложился лишь вечером. Зато сложился так, что пришлось наконец всё поведать без утайки.
— Ну-у-у, рассказувай, — по-хозяйски важно велел мельник, вытерев усы, когда вся его небольшая семья из жены, двоих сынишек и бабки разделалась с кашей. — Кто ты, Василиса, откудова, и что сталося с… — тут он осёкся, задержав взгляд на лице гостьи.
— Долго сказывать, батюшка, — вздохнула она, но, видя непреклонные взгляды мельницкой родни и воодушевлённые детские, начала: — Иду я, батюшка, от самого стольного града. Три дня шла, по лесам, по весям. Напрямки по большаку погони побоялась…
— Эт кто ж за тобой гнаться-то удумал, а, красавица? — снисходительно усмехнулся мельник под одобрительный взгляд старушки, а жена настороженно выпрямилась. Он, глянув на супругу, тоже нахмурился: — Аль украла чего?
Василиса вздохнула ещё глубже, сжала кулаки и наконец призналась:
— Царевна я, батюшка. Царевна беглая. Жена царевича младшего. Ивана.
Повисло тяжёлое молчание. И если детки поблёскивали любопытством в глазах, то трое старших замерли грозными истуканами, будто решали сейчас — быть ей или не быть.
— Это какая же ты царевна-то, — протянул наконец хозяин, — ко́ли просту работу справно делаешь? Али?.. — и, открыв рот, охнул: — Так энто ты — чуда страшная, что ль?! Царевной-Лягушкой тебя-то кличут?!
— Меня, — покаянно склонила голову Василиса и заправила за ухо бледно-русую прядь, задев ровный, ещё не заживший след от стрелы на скуле.
— Матушка, батюшка, её Баба Яга заколдовала? — спросил младшенький, но те ответить ему не успели, потому что гостья оживилась и заверила: