Лишь раз царевна видела такой же взгляд — когда царь-батюшка впервые увидал её. Иванушка тогда привёл, после стрелы в лесу. Втолкнул в палаты белокаменные, локоть пальцами больно стиснул и хаял вполголоса отцовский приказ на все лады, пока к царю приближались. А тот с трона поднялся, стал напротив неё, так же цепкой рукой лицо к себе поворотил и смотрел. Долго, молча, и в отражении его глаз словно читалось, как он один за другим видит все-все её изъяны. Запоминает и что-то сам себе решает.
Всё так же было и сейчас, с одной лишь разницей — в ледяных глазах Кощея так и не появились привычное отвращение и презрение, отчего беспокойство разыгралось не на шутку, аж дрожь по спине прошла. Уж лучше бы брезговал, как все, а тут и не знаешь, что делать. Радоваться? Иль ждать, когда одним ударом в Навь отправит, чтоб не оскорбляла своим видом за́мок? Даже однорукий мо́лодец, что подле деверей её оставил, и то не так своею пустотою пугал, как этот взгляд, какой у сокола над мышью бывает. Холодный, да с интересом, что чрево бурчать заставляет.
— Не проклятье это, Василиса, — эхом отозвался от стен голос хозяина, а по щекам дыханием пролетело, словно ветром зимним. — И не моих рук дело.
— А что же? — опешила она.
Кощей на это поднял руку, подцепил пальцами белый локон у неё на лбу, рассмотрел и выпустил. Затем склонился, чтобы взять её руку, поднял ладонь к себе, засучил рукав и с интересом всмотрелся в пятна на кровоточащей зеленоватой жабьей коже.
— Как давно ты такая?
— Да с рождения, другой и не бывала, — пожала она плечами, не чувствуя тепла от прикосновений, словно неживые. Заодно и брезгливой дрожи нет. — Мне так и сказали, что Кощей мою матушку проклял за то, что, дескать, чужого мужа приворожить хотела колдовством злым, да не вышло.
Он на это перевернул её ладонь, пальцем с костяшек снял новую капельку крови, что сочилась из трещин, растёр и слизнул. Царевна аж ахнула от удивления, а он тем временем замер на мгновенье и сказал:
— Это болезнь, Василиса. И дала тебе её мать твоя, когда ты в утробе была. С неё и спрашивать тебе надобно — не с меня.
— Так нету матушки уже, почитай, лет шесть, — медленно пробормотала она, глядя на зажатую в холодной руке ладонь и чувствуя, как в душе оборвалась последняя надежда. — Не с кого спрашивать…