— Да всё ж всякому срок приходит.
— Вот и она уйти решила наконец.
— «Наконец», — бездумно повторила царевна и сглотнула. — Это что же тогда? Камила своего совсем одинёшенького оставила?..
Слёзы просыха́ли, и начал пробивать озноб. Жар бега уже остыл, и в лесу даже в полушубке становилось холодно. Изо рта вырывался пар, будто ещё одна мавка в темноте перед лицом танцует. Руки уже не щипа́ло — занемели. Да и ноги в сапо́жках промокли и сейчас казалось, покрываются льдом.
— Сестрицы, миленькие! — взмолилась Василиса. — Проводите меня назад, к Кощееву за́мку! Не знала я, что матушка умерла его! Не ведала, отчего он так, да теперь понимаю, что нельзя оставлять его с зало́жными одного! Проводите меня, милые! Не дайте сгинуть, ко́ли правда добра мне да Кощею желаете!
— Не дадим… — как ветер, послышался шёпот со всех сторон.
***
Уже когда выходила на поле перед за́мком вслед за озорным огоньком, подумала, что надо было спросить хоть, чего им хочется, чтобы сготовить и принести. Да поздно уж было — болото далеко позади осталось, а ноги подламывались. Но, даже несмотря на то, что озябла она так, что даже дрожать сил не было, на сердце всё равно было легко, и верилось, что она точно угадает, чтобы сестриц порадовать. А если не с первого раза, так потом — обязательно!
И им угощенье принесёт. И Кощею.
В студёном мрачном беззвёздном небе раздался резкий крик во́рона. Сначала близко, прямо над головой, словно искал и заметил, а после — дальше, будто направление указывал. Василиса прищурилась и поняла, что видит огонёк в башне за́мка. Дошла. Снова.
— А ко́ли надо будет, и в третий раз дойду! — топнула она по траве и пошла вперёд.