Молодой Каин шел, понурив голову. В солнечном свете его черные волосы казались еще чернее, чем на самом деле. На лице застыла неприкрытая ненависть, и юноша часто поднимал тяжелый и яростный взгляд на своего брата. Тонкие губы подрагивали от гнева.
Священник вздрогнул. Каждый новый шаг братьев вырывал из его памяти фрагменты, которые постепенно складывались в творящееся на глазах событие. Палач не мог вспомнить все сразу. Обрывки медленно появлялись из темноты, и он мог помнить только то, что должно произойти через мгновение. Единственное, что он знал наперед…
Новый фрагмент всплыл на поверхность, и, уцепившись за него, как утопающий за спасательный круг, юноша с ужасом наткнулся взглядом на камень, что острым краем торчал из травы. Палач ощутил подступающую к горлу тошноту. Он уже вспомнил, для чего ему пригодился его острый скол.
– Нет… пожалуйста… – прохрипел он, широко раскрытыми глазами глядя на валун.
Его испуганный взгляд метнулся к мрачному юноше, и палач с ужасом осознал, что он тоже обратил внимание на камень.
– Нет! – палач постарался приподняться, но боль острыми зубами вгрызлась в руки, и они тут же подкосились. Священник рухнул на траву, и все его тело вспыхнуло в агонии. Из глаз брызнули слезы. – Стой! – крикнул он в надежде, что парень его услышит.
Юноша склонился над травой и поднял камень. Воспаленный ненавистью взгляд с ликованием смотрел на острый выступ. Авель, все также смеясь и что-то рассказывая, шел дальше.
– Прекрати! Пожалуйста, не делай этого! – палач вонзал пальцы в траву и, невзирая на будто охваченное огнем тело, тянул себя вперед. Безжизненные ноги волочились следом. Он уже давно не чувствовал себя таким беспомощным. Юноша изо всех сил пытался подняться, но боль острыми лезвиями терзала плоть. Она проникала в мышцы толстыми иглами, превращая их в желе. Палач прикусил губу. Онемевшие руки дрожали.
– Пожалуйста!
Каин начал медленно красться к брату. Тяжелый камень был таким черным, что буквально поглощал солнечный свет, а скол настолько острым, что, казалось, разрезал на нити падающие на него лучи. Авель даже не оборачивался. Он легко шел вперед, пиная сандалиями траву.
– Черт! Черт тебя побери! Хватит! – священник оскалился от отчаяния и боли. Все тело горело. На шее вздулись толстые вены и поползли на красное и мокрое от пота лицо. Каждая мышца будто бы разрывалась. Внутренние органы завязывались в узлы и тянулись, норовя порваться. От перенапряжения Каина стошнило на траву. Дрожащие пальцы впились в землю.