Заметив вопросительный взгляд Дениса, пояснил: «Едете вместе с Радой. Так будет лучше, – сказал Ник, не вдаваясь в подробности. Все, иди собирайся, – и показывая, что разговор окончен, уткнулся носом в компьютер.
Денис вышел из кабинета, увидел пустой стол Рады. «Вот ведь тоже, партизаны, – подумал незлобливо, – могли бы хоть заранее сообщить». Взял билет со стола. Ну естественно, эконом-класс, кто бы сомневался.
Солнечный полдень 20 июня 1605 года, казалось, радовался вместе с московитами долгожданному вступлению царя Димитрия в древнюю столицу. Димитрий же сам, как красно солнышко, улыбался своим подданным, приподнимаясь на стременах, окруженный пышным поездом из разнаряженных стрельцов в красных расшитых золотом кафтанах, гордо поглядывающих по сторонам польских гусаров, торжественных и величавых православных священников.
Радостно встречали царя-батюшку жители столицы: стоя на коленях, во весь голос желали ему вечно здравствовать бородатые мужики; мальчишки оседлали деревья, чтобы лучше было видать, раскрыв рот глазели на царский кортеж; девки и бабы в нарядной одеже выглядывали из-за спин отцов и мужей, бились в пыли юродивые, – простой люд приветствовал своего государя. В первую минуту такая встреча ошеломила Димитрия: хоть и ведал, что желанен московскому люду, но не ожидал такого ликования. Немного тревожился поначалу, ожидая вот-вот услышать чей-нибудь голос, обличающий самозванца, признающий в нем Григория ли Отрепьева, сына ли Батория, итальянского ли графа-авантюриста – последнего, должно быть, из-за некой смуглости лица… Каких только слухов ему ни доносили! Что делать тогда? Слава Создателю, ничего подобного не случилось, зря боялся. Немногочисленных сторонников Бориса – коварного изменника, ужом вползшего сперва в доверие к Иоанну, а затем и на самый трон его, – уже успели кого перебить, а кого пораспихать в ссылку, куда подальше, лишь бы с глаз долой. Самого Патриарха Иова, поднявшего голос в защиту Годуновых, скрутили прямо во время службы в Успенском соборе и в простой телеге бесчестно отвезли в захудалый монастырь в Старице. Чернь поразграбила да поразнесла дома несчастных, постаралась на славу, напробовавшись дорогих вин в подвалах Борискиных любимцев. Вот ведь как оно повернулось.
Ехал Димитрий по немощеным московским улочкам, мимо разукрашенных хором бояр да невидных домишек простонародья, крытых где тесом, а где и соломой, любовался на зеленые перелески и вишневые сады, что сильно красили облик города, придавая ему милый сердцу домашний вид. А и полюбоваться в Москве тоже было чем. То и дело проезжали мимо бесподобных бело-голубых церквей и церквушек, а то и целых белых островков многих монастырей, купола которых, щедро изукрашенные золотом, словно огонь горели на солнце. Весело стало на сердце у Димитрия. Православная столица встретила его, как и мечталось. Царевич пообвык, успокоился.