Странно все это.
Несмотря на то, что с Аней они ладят, Немой не стал бы смешивать личное с бизнесом, не тот он человек. Но сейчас я остро ощущаю его протекцию, и это заставляет усомниться в том, что я вижу картину целиком.
Стук в дверь. Я уже минут пять, как слышал его шаги и звук поднимающегося лифта.
В армии умение вовремя услышать врага спасало мне жизнь не раз, да и не только в армии.
Аня до сих пор мне простить не может, что я после службы домой не вернулся. Сколько лет прошло, но я, как сейчас, помню то задание, на котором нас всех приговорили к смерти. И ради чего? Ради денег. Ради каких-то грязных бумажек весь отряд положили, свои же.
Нет, они, конечно, не знали, что мы свои, и даже потом, когда им вручали ордена и медали, они считали, что убивали врагов. Но это уже ничего не меняло. Многие из моего отряда полегли, и только мы вчетвером выжили. Сокол сразу предупредил, что если хотим, чтобы так и осталось, то домой нельзя. Он был прав. Губарев не послушался и на второй день был объявлен террористом и расстрелян на месте, вместе с женой и матерью. Твари.
До сих пор сжимаются кулаки от воспоминаний.
Я не желал своим такой участи. Поэтому даже издалека перестал следить за ними. Случайно узнал, что бабушка умерла, но даже после ее смерти не смог приблизить к себе Аню, несмотря на то, что вроде бы врага уничтожили. Появились другие.
Мы с парнями слишком поздно поняли, что мир, в который мы залезли в поисках защиты, оказался тем еще болотом. Если бы не Скала, Аня так бы и считала меня погибшим. Я не желал ей такой участи и сейчас не желаю.
Генерала, который нажился на нашем лжезадании, мы убили все вместе, давая тем самым обещание, что не будем идти друг против друга, что бы ни случилось.
Соколов стал таким же кардиналом, как и я, а Рябинин у него в замах сидит. Мы не раз пересекались, но я все же держался подальше. Тем более что дела Немого их города практически не касались.
Щёлкнул замком и быстро отошел в сторону.
— Не стреляй, — усмехается Сэм, внося на плече тело девушки. Ее волосы водопадом свисают по его спине, закрывая ее лицо.
— Она хоть жива? — спрашиваю, надеясь, что он не настолько глуп.
— Жива, конечно, — улыбается Сэм, — только бойкая очень, пришлось приложить, чтобы всю округу на уши не подняла. — Свалив девушку, как мешок, на кровать, он оборачивается ко мне: — Ты это, ствол-то убери, — поднимает он руки. Я не спешу. — Что-нибудь еще? — спрашивает он.