Странно, что не к Хозяину повели, а тот сам пожаловал. Тоже что-то значит: деталь их замысла или просто Главный дом пачкать не хотят посещением бомжа, хоть и отмытого?
Дверь распахнулась неожиданно и бесшумно: ни скрипящих под статуей Командора ступеней, ни тяжело-звонкого скаканья Всадника Медного.
Вошел персонаж действительно неожиданный – с первого взгляда показалось, не ряженый ли?
Густая борода, как бы даже и запущенная, но стрижка короткая. Не священник. Тогда зачем борода? Для эпатажу? Приклеенная, чтоб не опознали? Глаза властные, умные, яркие какие-то, тёмные. Сам тоже брюнет – с проседью. Туловище крупное, мощное. Руки лопатой. Без колец. Часы простые, хотя и недешёвые. Но холёный – это уж как полагается. Слишком холёный для офицера ФСБ. Видимо, эта организация тут не играет или играет не напрямую.
Кресло под Хозяином чуть скрипнуло.
– Ну что ж, – сказал он. – Поговорим.
Глава 2. Бойтесь своих желаний
– Ты прости, проща-ай, красно со-олнышко,
Ты прости, проща-ай, месяц я-а-асный…
– Перестань, мамушка, и без того невесело.
– Да это я, деточка, думу думаю, так вот от думы и поётся.
– И что это за дума у тебя тяжкая, невесёлая?
– Да вот как горю-то твоему помочь, крестница. Есть средство – да ведь грех, вот что. А я ведь тебе мать не простая, а крёстная – за тебя мне ответ держать перед Господом на Страшном Суде. И тебе придётся, деточка. Вот что.
– Ах, мамушка, там что то ли будет ещё, то ли, может, Господь помилует, а здесь-то ведь пропадаю я, горит огнём всё в груди, жжет, так вот и жжёт. Только тебя стыдно, то к тебе и пришла пожить, будто только чтоб старость твою утешить, а то бы уж побежала к пруду да и утопилась бы, либо к нему, касатику, тёмной ночкой пробралась бы – да и тоже, как в воду… Ах, какой он Финист Ясный Сокол, такой красоты и не видано, и не слыхано.
– С малолетства ты поперёшная была, несговорчивая. Что в головушку забьёшь, так уж не вытеребишь ничем – подавай! Почто ты на сына хозяйского заглядываешься, не по себе сук рубишь, не в свои сани мостишься?
Девушка опустила гладкую головку с тяжёлой каштановой косой и заплакала – трудно, со всхлипами. Старушка, пригорюнившись, смотрела, потом погладила мягкие волосы девушки и произнесла:
– Ин ладно, помогу тебе, только дай ты мне слово верное, что, как им натешишься, в скиту скроешься навеки – всё одно уж тебе тут не жить. Или Демидыч в хозяйки возьмёт, или…