Опять курортник накатил волной.
Как молоко для малышей, вода прогрета,
Для фото есть фасон любого туалета,
Блаженство вечером пройтись с толпой,
Щекочет пальчики морской прибой.
Жива, как миф, традиционная примета —
Чтобы вернутся, в море кинута монета.
В Крыму счастливым может стать любой.
Здесь пахнет виноградом и мечтой,
Здесь лебеди клюют с руки кусочки хлеба.
Над Крымом синева безоблачного неба.
Поедем, Зина, в Карантин
7.
В ландо поедем, словно графы,
Увидим стены древней Кафы
8,
Коснёмся времени седин.
Цветаевой Марины сплин
Висит над тропкой звуком арфы,
Кивают шеями жирафы —
На море мачты бригантин.
Поедем, Зина, в Карантин.
Над Феодосией октавы
Читает ветер, хочет славы,
Поэта меряя аршин.
Любимая, на зов витрин
В ландо поедем, словно графы.
Мы получили помощь Марфы
9В годину горестных кручин —
С тобою стал я не один.
Друг друга крепко мы обнявши,
Увидим стены древней Кафы.
К закату солнца апельсин
Кровавит моря желатин.
Пока читаем жизни главы,
Да, помоги нам, Боже правый,
Коснёмся времени седин.
Поедем, Зина, в Карантин.
Стихами листья плачут на ветру,
Кустарник по могиле ветви стелет.
Навек поэт остался в Коктебеле,
Встречая первым солнце по утру.
Плита подобна тёплому костру,
Что согревает путника доселе.
Стоящему у каменной постели
И в холод и в июльскую жару
Стихами листья плачут на ветру.
Войны гражданской страшные качели —
Безжалостно любого перемелет.
Спасал людей у смерти на пиру.
Талантом совершённому добру
Кустарник по могиле ветви стелет.
С душой ребёнка в грузно-тучном теле,
Что обожает шалость и игру,
Отдавший дом собратьям по перу,
Творивший на заоблачном пределе,
Навек поэт остался в Коктебеле.
Срывает время фальшь и мишуру,
Не гасит у Волошина искру.
На память о бесстрашном менестреле
Пускай звучит над Киммерией шелест,
Встречая первым солнце по утру.
Стихами листья плачут на ветру…
Я поднимаюсь на Чол-Баш
10,
Чтоб выбраться из быта тины,
Увидеть гордые вершины,
Как Горный Крым прекрасен наш!
Мне не подвластен карандаш,
Я не могу ваять из глины
И маслом не пишу картины.
Но, чувствуя в душе кураж,
Я поднимаюсь на Чол-Баш.
Хоть съели черноту седины,
Заветных тропок серпантины
Не променяю я на пляж.
Нырну в построенный шалаш,
Чтоб выбраться из быта тины.
Красоты знойной Палестины
Для нас, как сказочный мираж.
В Крыму не хуже есть пейзаж.
Хочу без видимой причины