Снова началось рытьё, в этот раз оно
продлилось долгий месяц. Как только мы создали три необходимых
эшелона обороны и оборудовали траншеи всем необходимых, началась
атака в условиях концентрированного вражеского огня и невообразимой
прочности укреплений, а также отсутствием у нас достаточной огневой
мощи для сокрушительного штурма одним массированным
наступлением.
В любом нормальном полке ждали бы
подкрепления, но наш приказ был – захватить сеть тактически важных
высот и закрепление на них, с попутным уничтожением живой силы
противника. Самого противника не было, а целью было оттачивание
одной из тактик. Ночью, слушая миномётные и артиллерийские обстрелы
других кадетов, мы рыли траншеи в сторону врага.
Метр за метр, боясь высунуться, мы
рыли без остановки, даже когда шёл радиоактивный дождь или кому-то
из кадетов отрывало пальцы очередной миной. А мины были повсюду,
как и невзорвавшиеся снаряды. За пять сотен лет гражданской войны
вся поверхность Крига стала одним огромным минным полем, которое
ещё не скоро удастся очистить хотя бы от десятой части опасных
боеприпасов.
– Нет, я ещё могу держать лазган!
Отпустите! – кричал очередной бедолага, которого тащил
квартирмейстер с помощником.
Его пришлось связать, ведь он хотел
продолжить обучение и заслужить прощение для себя, своих предков и
своей семьи. Он очень хорошо помнил как гордился его отец, узнав
что его сына, едва научившегося говорить, сочли пригодным для
обучения в Корпусе Смерти. Как и потом он ещё три раза встречался с
родными за почти пятнадцать лет обучения. Он был героем для них,
пусть они и не знали, что в результате его поместили в самый худший
кадетский корпус, будущее которого было туманно.
Но теперь его вероятно отправят на
гражданку. Пальцы можно было бы заменить на протез, но париться
ради кадета из корпуса с низкой эффективностью... командование уже
дало каждому шанс, позволив доказать свою эффективность во время
учений на поверхности, этот кадет ошибся и совершил ошибку при
разминировании. Он свой шанс потерял и отправится выслуживать
прощение другим способом.
Тем временем я кажется начал
постигать всю сокрытую в лопате силу. У меня их было две, одна
большая и личная пехотная лопатка. Обе были хороши, их потенциал
был безграничен. Я не понимал почему ей было посвящено меньше
абзаца в Памятке Гвардейца, ведь она давала каждому солдату
столько, сколько не мог дать ни лазган, ни тяжёлый болтер, ни танк
и даже не Титан. Это был апофеоз технического развития всего
Человечества, на ней держался весь мир и она была способна на
всё.