Внезапно я, прячась за камнем, ощутил себя букашкой под
микроскопом. Меня бесстрастно приблизили, осмотрели — и отвергли,
сочтя ничтожным. Мене, текел, фарес.
— Один из этих двоих примет в себя пробужденный дух первожрицы.
А второй будет сожран, — вынесла свой вердикт богиня. — Сегодня я
еще не утоляла свой аппетит.
...На краю оврага, в месте, с которого я наблюдал за
жертвоприношением гнома, стояли Лухрасп и Грибус — и таращились на
Ламиа, как бараны. Сообразив, что дело пахнет жареным, оба
задергались: Лухрасп начал чертить вокруг себя знаки, а Грибус
попросту кинулся прочь. Попытался.
Ламиа зашипела каким-то особенным образом — и оба
замерли, оцепенев. Откуда-то сверху, из кроны дерева, потекла
струйка тумана, зависла облачком перед парализованными пиратами — и
оформилась в очередную призрачную фигуру. Но внешность этого
призрака разительно отличалась от вида тех, что составляли команду
Гвоздя. Над оврагом повисла женщина в изящно украшенной долгополой
одежде, с красивым и властным лицом, в роскошной сияющей диадеме
поверх распущенных черных волос.
Призрак первожрицы Элоизы
42 ур.
— Книжник и заклинатель, — глубоким, грудным голосом проговорила
она. — Травник и подчинитель разума. Один попытался сопротивляться,
второй — бежать. Кого выбрать? Кто из вас, недостойные, готов
принять волю Ламиа и предоставить свою никчемную плоть для службы
ей?
Лухрасп насупился и молчал, зато Грибус неуклюже бухнулся на
колени и взмолился:
— Пощады! Готов служить!
— Так я думала, — резюмировала надменная первожрица. — Тогда
усни и не вздумай противиться!
И призрак туманным рывком втянулся в обмякшее после приказа
уснуть тело Грибуса. Сразу же после этого тот встрепенулся, открыл
глаза и произнес голосом первожрицы:
— Отвратительно… Мужчина, да еще и старик. Но после стольких лет
призраком, привязанным к алтарю, — подойдет. Благодарю тебя, о
богиня! Теперь я вместе с младшей сестрой проведу обряд и напитаю
тебя новой силой.
— Ж-ш-шш-ду, Элоиза, дитя мое… — прошипела Ламиа. — Поспеш-ши: я
и так непозволительно много совершила сама. Вмешательству богов
есть пределы…
— Мы немедля осуществим приношение, — скорчился в глубоком
поклоне Грибус.
— Но прежде… — Сумрак, источаемый Ламиа и окружавший ее, из
которого были сотканы ее морфирующие конечности, разросся, и
богиня, поднявшись со дна оврага, сама зависла перед пиратами. —
Прежде я полакомлюсь свежей плотью. — И тонкое щупальце мрака,
стремительное и смертоносное, точно лезвие, метнулось к
обездвиженному Лухраспу.