Меня окатывали струёй жидкости с
травянистым запахом и горьким привкусом. Жидкость подавалась по
водоливной трубе с помощью поршневого насоса, который качали двое
полубратьев в лёгких гербовых накидках, притянутых к торсу поясами
с множеством полезных инструментов. Сама установка на повозке не
отличалась от пожарной.
Третий полубрат держал раструб
напорного рукава и не без улыбочек охаживал меня струёй
дезинфицирующего раствора.
— Так давай, ещё повернись, и без
спешки, — командовал он.
Я морщилась и медленно переставляла
босые пятки по мокрой каменной плите — такими во дворе Даттона была
выложена дорожка от дома к подсобке. Струя хорошенько выполоскала
мои волосы, распущенные по просьбе спасателей. Затем поток принялся
шнырять вверх-вниз в промежутке между ягодицами. Я гневно
обернулась, вызвав бурю развесёлого мужского хохота.
Приятно видеть, что даже на столь
опасной работе люди находят маленькие радости.
Поодаль, на садовой скамейке приходил
в себя Лисан. Его окурили до слезотечения, но не раздели полностью,
попросили только снять сюртук, чтобы удобнее перевязывать руку.
Собственно, этим сейчас и занимался брат-лекарь, присевший
рядом.
Через садовую калитку вошёл ещё один
брат ордена.
Высокий, широкоплечий, в сюрко поверх
кольчужной рубахи. Левая рука его, затянутая в перчатку из бычьей
кожи, покоилась на навершии меча с простой крестовиной. Шлем с
бармицей и наносником он нёс, прихватив сгибом локтя, так что
густые, очень светлые волосы развивались львиной гривой. Лицо его
обветрилось от частых вылазок за городские стены и даже за пролив.
Мужественный подбородок порос чёрной бородой. Агатовые глаза быстро
нашли меня, но прочитать хоть какие-то эмоции на лице Адана не
получилось.
Полубратья сразу же перестали давить
на рукояти качалки и вытянулись по стойке перед паладином. Бряцая
кольчужными звеньями, тот неспешно подошёл, смерил всех суровым
взглядом. Я скрестила руки на груди, прикрывая пикантные
подробности своей анатомии — негоже брату видеть сестру в столь
неподобающей обстановке.
— Осса... — выдохнул он со смесью
боли и раздражения.
— Крысы. Они ели его, — коротко
сообщила я.
И получила в ответ столь же
лаконичный кивок.
— Если санитарные мероприятия
закончены, выдайте ей плед, — повернулся Адан к троице. Меня больше
не удостоил ни словом, ни взором. После гибели мамы отношения у нас
разладились и вряд ли уже направятся.