— Малин, я больше ничего не знала, правда. Из его секретарши
ничего не удалось вытрясти. А с той ерундой, что я видела, боялась
идти, чтобы не расстраивать напрасно. У вас же всё было отлично, ты
мне только рассказывала, как он тебе цветы и десерты по утрам
присылает, как день рождения твой и отпуск планируете.
Мне стоило бы услышать всё это раньше. Я не могу её винить в
том, что она ничего не говорила. Тут и рассказывать по сути нечего.
Да и что бы я сделала? Начала принюхиваться к одежде Кости?
Выискивать чужие волосы в его машине? Или точно так же застала бы
их в офисе? Что бы изменилось? Просто наличие паранойи. А если бы
Машка оказалась неправа? Меня бы явно сжирали сомнения. Я бы с ума
сошла от догадок.
Мне стоило услышать это раньше не только для того, чтобы не
сомневаться в подруге, но и ещё чтобы она была рядом. Как сейчас
сидела со мной, вытирая слёзы. Пройти через этот ад было бы в разы
легче.
— Так вчерашняя пьянка была за моё здоровье? — говорю, отпуская
хоть одну из своих проблем.
— А то как же. Но она началась позавчера, — кривится она. — Торт
твой забрала у кондитера и Жданову в офис отвезла. Вместе с
заявлением.
— Надеюсь, ему вкусно было, — разочарованно киваю, но лицо Машки
кривится в самой ехидной из всех её улыбок.
— Не успела спросить, как ему, — притворно рассматривает свой
маникюр и добавляет: — Когда залепила в рожу. Но вот то, что на
пальцах у меня осталось, было очень даже. Ты опять пьяную вишню
заказала?
— Как всегда. Ничего нет лучше шоколадных коржей и вишни,
вымоченной в роме!
— А мне красный бархат еще нравится, — отмахивается Машка.
— Любишь краситель? — хохоча интересуюсь я, но, когда смех
стихает, вспоминаю, что была в её словах ещё одна деталь, которую
нужно обсудить. — Маш, ты зачем уволилась? Я же знаю, как дорожила
этой работой и как сложно устроиться в нашем крае.
— Малинка, Жданов не единственный работодатель. Справлюсь. Тем
более, обросла знакомствами, не переживай. А с ним не смогла бы
больше работать.
Мы перебираемся на диван, вооружившись ложками и мороженым,
запускаем “Сладкий ноябрь” — идеально красивый фильм, идеально
попадающий в настроение. Можно ничего не говорить, просто хохотать,
когда Нельсон пытается включить телевизор, использующийся как
кашпо, умиляться его первым свиданиям с Сарой и немножечко умирать,
обливаясь слезами во время финальной сцены, когда героиня
прощается: “Теперь мне ничего не страшно. Ты — моё бессмертие”. И
уходит, завязав герою глаза.