Говорят ещё, что Грандье даже
чересчур возлюбил одну луденку, отчего взял на ней и заочно
женился. А чтобы не тратиться на священника-загс-тамаду – церемонию
провёл сам, оказавшись, как шампунь, два в одном.
Ещё у Грандье была сильна ревность о
вере. Он так ревновал, чтобы луденцы веровали правильно, что выгнал
из города кармелитов и капуцинов, заявив, что теперь город – его
территория, и все исповеди-венчания-похороны тоже его (а вы живите
чем хотите). Кармелиты вздохнули и пошли плакать и жаловаться Богу.
Капуцины тоже плакали и жаловались, но уже в две инстанции.
Кто-нибудь помнит, что к капуцинскому ордену принадлежал отец
Жозеф? Отец Жозеф в то время был занят всякими другими делами и не
был ещё секретарём у кардинала. Но посыл «Грандье – не наш человек»
запомнил.
Ещё Грандье в начале карьеры
ухитрился наступить на хвост какому-то куссейскому приору, никому
не известному дю Плесси. Стычка была маленькой и глупой: на
общеканоническом съезде с конференцией Грандье заявил, что неча тут
пускать всяких куссейских первыми, и пошёл сам первым. Вообще-то,
он был даже прав. Но никому не известный дю Плесси мысленно
всё-таки поставил галочку.
А ещё были дуэли. И мужья-рогоносцы.
В общем, где-то ко «дню одураченных» Урбан Грандье успел надоесть
решительно всем. Был составлен «заговор задолбавшихся», куда вошёл
прокурор и другие знатные луденцы. Заговорщики наклепали длинное
кверулянтское послание, что вот, этот самый священник Грандье
виноват вот в том, вот в этом, да и вообще, возможно, шампанское
солёным огурцом закусывает, пожалуйста, деньте его уже
куда-нибудь.
Но самый справедливый в мире
французский суд никаких грехов за Грандье не нашёл и ничего не
доказал. Разве что вскрылось злоупотребление церковными средствами,
но тут судьи вздохнули, сказали, что взял-то ещё мало, и
заепитимили Грандье на год – лишили возможности произносить
проповеди.
Урбен Грандье не сдался и начал
сочинять трактаты о вреде целибата и всячески сиять своей учёностью
и прогрессивными взглядами. Прогрессивными взглядами была критика
политики Ришелье. С написанием о кардинале-министре всяких
памфлетов. И распространением оных – притом, что такое уже лет пять
как приравнивалось к оскорблению величества и каралось смертью.
В общем, Урбен Грандье был в своём
стремлении убиться обо что-нибудь подобен Анне Карениной, бегущей
по рельсам. В роли тяжёлого товарняка выступил монастырь урсулинок,
начинённый не по годам прогрессивными монахинями (многие были из
знатных семей). Для монахинь и их настоятельницы Грандье был ну
прямо суперстар, потому его сперва пригласили дать гастроли и
показать себя (выполнено). А потом поступило заманчивое предложение
от настоятельницы – взять монастырь под опеку и немножко его
поокормлять, особенно её лично.