В общем, так и остался бы Ришелье
ухаживать за Одессой да насаживать виноградники в Крыму. Только вот
грянула война с Наполеоном. А Ришелье Третий считал Бонапарта
шулером и вообще недостойным человеком, он даже его о возврате
своих земель просить не стал. Так что за кого воевать – определился
быстро и вскоре выступил с призывом к одесситам поддержать русских
воинов. И сам отдал всё, что имел. 40 000 рублей, кстати. И даже
сам хотел пойти на фронт и собственноручно вразумить
соотечественников, но император сказал, что нет, такие кадры нужны
на местах. И правильно сделал, потому что скоро в Одессу пришла
чума. И без Ришелье бы она совсем не ушла, потому что народ, ясное
дело, боялся. А так Дюк сразу принял кучу разных мер, в том числе
знакомое нам хождение с лопатой – теперь уже к тем, кто боялся
похоронить мёртвых соседей. «Ой, шо ви мне таки говорите? Ну,
придётся самому…» - в общем, чума не выдержала и бежала в
слезах.
А потом война кончилась, на трон
опять сел Бурбон, и вот тогда-то Ришелье почувствовал, что он нужен
родине, плевать, что там думает родина. Одесса проводила его
слезами, а он поехал в Париж и стал там премьер-министром, и был
там довольно-таки успешно целых пять лет. Но потом понял, что
просто устал и что все всё равно считают его больше россиянином,
чем французом. Так что Арман Ришелье Пятый ушёл в отставку и
подумывал вернуться в любимую Одессу. Но так и не доехал и умер –
двух лет не дотянув до своего именитого предка, в пятьдесят
пять.
Как и положено Ришелье, он был членом
Французской Академии. И лёг в Сорбонне – рядом с кенотафом другого
Армана дю Плесси. И, наверное, был последним настоящим Ришелье –
потому что дальше титул перешёл опять племянникам, род измельчал и
пересох. А в Одессе остался памятник, на который своему Дюку сами
собрали денег благодарные граждане. И акации. И улицы. И
виноградники, и сад, и парк в Крыму… От этого Ришелье вообще
осталось удивительно много. Как, впрочем, и от того, о котором мы
вот уже почти тридцать глав проговорили.
Конечно, в искусстве память о Красном
Герцоге сохранилась как-то не очень правдиво – уж больно много
всяких мифов есть про него и про его котиков. Постарались Таллеман
де Рео и Александр Дюма. А за ними куча киноделов, у которых
Ришелье мы видим разной степени монструозности, от утончённой
обаятельной сволочи до девяностолетнего пыхтящего дедка, который
вообще непонятно – как дожил до лет таких-то! Но есть же границы
Франции, а? И помадой женщины пользуются. И газеты мы читаем. Есть
Сорбонна, есть Пале-Кардиналь, виновата, Пале-Рояль, салат
«Ришелье», затупленные столовые ножи, город под именем Ришелье… и
котики, мода на которых медленно, но верно во Францию и повсюду
таки пришла.