Не смотря на гораздо лучшую, чем в моей истории, внешне- и
внутриполитическую ситуацию во Франции начали потихоньку зреть
революционные настроения. Запас авторитета правящего дома,
оставшийся от великого основателя династии, к этому времени уже по
большому счету закончился, а вот новыми достижениями Бонапарты свой
народ порадовать не могли.
Война в Алжире, казавшаяся после первых побед легкой прогулкой,
начала затягиваться. Если держать побережье Средиземного моря
французским войскам и флоту получалось достаточно сносно, то вот
наступление в глубь континента каждый раз натыкалось на мощное
противодействие местных, и что было еще более неприятным – крайне
тяжелые климатические условия, к которым французские солдаты были
абсолютно не готовы. Ну и кроме того, Алжирцев иногда скрыто, а
иногда и практически не скрываясь поддерживали соседи по южному
побережью Средиземного моря: Марокко, Тунис, Ливия и Египет,
которые отлично осознавали, что могут в любой момент стать
следующими.
Кроме того и целая пачка внутренних факторов не давала новому
французскому правительству жить спокойной жизнью. К середине 1830-х
во Франции общественная политическая жизнь, убитая еще первым
Наполеоном, вновь зацвела буйным цветом, существовавшая, по сути, в
вакууме нижняя палата парламента – законодательный корпус – начала
набирать силу, требуя полноценного влияния на процесс
законотворчества, оккупированный до того императором и регентским
советом.
Большое впечатление на французов и их настроения произвела
попытка революции 1832 года в Австрийской империи. Следующий 1833
год был крайне неспокойным: начиная от бунта Лионских ткачей,
достаточно быстро умиротворенного, впрочем, до попытки переворота в
Вюртемберге. Официально считающиеся протекторатами Франции немецкие
государства были от своего положения очевидно не в восторге и
требовали определенности. Либо вхождения в состав империи в
качестве полноценных субъектов, либо независимости. Причем местное
дворянство очевидно хотело независимости, а вот население, уже
распробовавшее прелести жизни в большой империи – и соответствующие
этому большие возможности – было настроено противоречиво.
Попытка переворота в итоге провалилась, однако любви местных
Парижу это не добавило, а смена императора намекала на вполне
вероятные новые проблемы. Пока еще молодой хищник окрепнет, встанет
на ноги и докажет свое право на лидерство, очевидно, что его еще не
раз попробуют на зуб.