Судя по всему, овчарке было мучительно больно.
Она жалобно завизжала, заскулила, так как трансформация причиняла
реальные страдания. Слышать жалобный визг собаки было невыносимо.
Тимур еле сдерживался, чтобы не вмешаться в процесс. Одно дело бить
монстров, но другое, когда страдает существо, которое самому
дорого.
– Собака, сидеть! Внучка, ко мне! – резко,
безжалостно требовал хозяин.
Марта подчинялась, не смотря на то, что её
корёжило и ломало. Природного выброса адреналина в кровь не
хватало, чтобы обезболить процесс. Менялись клетки тела, двигались
суставы, форма таза, ребер, отрастали пальцы. Её формы мялись, как
пластичное тесто, а волоски пропадали, открывая место обычной
человеческой коже. Периодически на теле возникали раны от разрыва
кожи, которые мгновенно затягивались. Зрелище было не для
слабонервных.
Наконец процесс стал
замедляться.
… Измученная, покрытая испариной обнаженная
женщина с короткими, слипшимися от пота рыже-черными волосами
лежала ничком на траве.
– Молодец, внучка… Знал, что справишься, –
тихо сказал фантом Золотаева и растворился, исчерпав запас
магической энергии.
Тимур, на ходу срывая куртку, бросился к
женщине, осторожно приподнял её, укутывая в свой камуфляж. Он был
выше, шире в плечах, и его одежда доставала ей до середины бёдер.
Её всю трясло от недавно пережитого состояния перехода из одного
состояния в другое.
– Всё будет хорошо… – шептал Тимур, понимая,
что мелет полную чушь, и что хорошо ей – не
будет.
Она подняла на него глаза, словно бы
недоумевая, откуда он взялся. Мотнула головой, обвела взглядом
полянку.
– Дедушка где? Он же здесь
был…
Тимур, давясь словами, произнёс
сдавленно:
– Его нет.
– А где он? Ушёл?
Нариев кивнул, бережно обнимая женские плечи.
Руки не ощущали тактильных ощущений, но грудью он чувствовал, что
её тело колотит нервная дрожь.
– Куда?
Тимур поднял лицо вверх, и чуть кивнул в
сторону розовых от заката облаков.
Марта пытливо вглядывалась в его лицо, словно
пытаясь в неживых, кибернетических глазах прочитать ответ, которого
там не было. Непроизнесённые слова прятались в скорбно опущенных
уголках губ, в движении приподнятых бровей, в прищуре век и во всех
тех невербальных знаках, которые она научилась различать в людях,
когда была собакой.
Она догадалась.
В воздухе витал пряный, чуть терпкий запах
прелой осенней листвы. На покрытой свежими цветами и венками могиле
лежала оборотень. Случайным прохожим могло бы показаться, что на
кладбище забрела пьяная женщина, только посторонних не
было.