Мне казалось, что на меня смотрят, что все всё знают, и только спустя некоторое время мне удалось взять себя в руки и понять, что никто ничего не знает. Никто ничего не понял, и единственный человек, кто вёл себя сейчас крайне подозрительно, это я сама.
Занятие шло своим чередом, Шельмов никоим образом не выказывал какого-то отдельного ко мне отношения. С одной стороны меня это радовало, но с другой почему-то несказанно раздражало. Откуда-то появилось дурацкое желание подойти и высказать неясные претензии. Поморщилась. Разве я имела на них право? Скорее всего, он уже и думать забыл о том несчастном поцелуе, который для меня перевернул весь мир с ног на голову.
Когда Казимир Алексеевич проходил по кругу, наблюдая за тем, как мы рисуем, я невольно напрягалась и вздрагивала, но кроме одобрительных фраз ничего не слышала. Всего на мгновение мне показалось, что Казимир Алексеевич стоял за моей спиной буквально на пару сантиметров ближе, чем обычно. Но он довольно быстро перешёл дальше, поэтому наваждение спало.
Тема сегодняшнего занятия — цвет и форма. Тематика рисунка — вольное исполнение. Нам необходимо было изобразить то, что бы у нас ассоциировалось с воздухом и светом. Я определилась быстро, поэтому сегодня для работы выбрала карандашный набросок и акварель.
Мы очень редко работали в тишине, и сегодняшний день не стал исключением. Из небольших колонок в углу студии на учительском столе лилась лёгкая музыка. Звуки флейты и фортепиано переплетались с шелестом листвы, щебетанием птиц и словно бы переносили из осени в тёплую весну.
Когда рисунок был завершён, до окончания занятия оставалось всего сколько минут. Шельмов словно специально начал поверку работ с моего соседа, задумчивого взъерошенного паренька, и пошёл по кругу так, чтобы я оказалась последней.
— Оценки узнаете завтра у старосты. Можете быть свободны, — произнёс Казимир Алексеевич, останавливаясь у меня за спиной.
Прозвенел звонок, а я продолжала стоять, не зная, что мне делать. И только потянулась собрать свои кисти, как преподаватель сделал пару шагов назад и произнёс довольно сурово.
— Нечаева, а тебя попрошу остаться.
Одногруппники, гадко хихикая, посматривали в мою сторону, собираясь. А я боялась обернуться к тому, кто только что поставил меня почти в самое неловкое в жизни положение. Каких только сил стоило не разреветься позорно от витавшего в воздухе напряжения. Когда ребята ушли, я продолжала молча складывать вещи до тех пор, пока не закрылась дверь за последним из уходивших студентов. И меньше всего я ожидала, что Казимир Алексеевич подойдёт к ней, и закроет сперва на нижний замок, а после на старенький, но крепкий и массивный шпингалет.