Я
боялась, что он уйдет к ней. Не этой
ночью, так следующей.
Я
боялась, что она заберет его с той же легкостью, как переступила порог нашего
дома.
С
сигналом будильника Игнат поднял ресницы, потянулся к прикроватной тумбе, чтобы
выключить мелодию, и вздрогнул, обнаружив меня прислонившейся спиной к
изголовью кровати.
—
Влада, — пробормотал он растерянно, потирая пальцами сонные глаза. — Почему ты
не спишь?
Я
отвернулась от мужа.
—
Посмотрела бы я на твой сладкий сон, если бы в нашем доме поселился мой бывший.
—
Мы договаривались. Никакого выноса мозга, — отсек он, сбросив с себя одеяло.
Я
скрестила руки под грудью. Как удобно мужчинам нарекать нервотрепкой любое
неудобное изречение из уст женщин…
—
Если ты слишком занят тем, чтобы подыскать ей жилье, этим могу заняться я.
—
Весьма любезно с твоей стороны, — Игнат поджал рот.
—
Это значит «да»? — во мне зашевелилась крошечная надежда.
—
Это значит, — Игнат растянулся на кровати, упав головой на мои вытянутые ноги,
— что тебе нужно успокоиться.
Я
покачала головой.
—
Это невозможно, Игнат. Ты хоть представляешь, каково мне?
—
Я тебя люблю, Влада, — заверил он, погладив мое пузо. — И я твой. Всецело.
Ревновать в данном случае — по-детски нелепо. Инге нужна моя помощь, чтобы во
всем разобраться.
Я
подавила фырканье. Эта женщина вчера так на меня смотрела, словно была бы не
прочь поглядеть, как свора обезумевших, голодных собак оставит от меня лишь
мокрое место.
—
Поскольку она не помнит ничего с тех пор, как исчезла много лет назад, —
продолжил муж, — ей важна поддержка человека, которого она знала из жизни «до»
того, как все пошло наперекосяк. К тому же, — последовал громоздкий вздох, —
она всегда отличалась упрямством, поэтому не поверила бы мне на слово, скажи я
о своей беременной жене. Сочла бы меня психом и приняла все за розыгрыш. Ты
понимаешь? Для Инги жизнь замерла. Она все потеряла. Отца, будущее и… — Игнат
замолк, оставив завершение фразы при себе.
Я
не черствый человек, и сострадание мне не чуждо. Должно быть, Инге казалось,
что она попала в мир зазеркалья, где ее привычный склад жизни перевернут вверх
тормашками, а окружающие звали это обыденностью. Тем не менее, у меня не
получалось отделаться от ощущения исходившей от нее угрозы для моей семьи. Она
была небезразлична Игнату, это я могла понять и принять. Но существовала
значительная разница между помощью ей и стремлением удержать ее возле себя.