Мы
любили друг друга.
Вопреки
скептическим и даже жалостливым взглядам, обращенным на меня, когда мы
появлялись на людях. Окружающие думали, будто знали наверняка, как мы
относились друг к другу, пока никто не видел. Спали раздельно, почти не
разговаривали, пренебрегали друг другом и предавали.
Ничто
не приносило мне такого удовольствия, как осознание, что они ошибались.
Мы,
правда, любили.
Я
была безоговорочно убеждена в этом, однако с наступлением вечера в моей
крепости, выстроенной для защиты от злых, насмехающихся голосов, появилась
брешь.
Ее
нанес мой собственный муж, возникнув на пороге в компании чужачки.
Их
появлению предшествовало разыгравшееся ненастье...
Я
провалилась в сон за чтением книжки для будущих мам, а раскат грома, сотрясший
пасмурное майское небо цвета графита, выдернул меня из царства Морфея. Книжка
соскользнула с живота и приземлилась под кресло-качалку с глухим ударом. В ту
же секунду громыхнуло так, что мое сердце кульбитом подпрыгнуло к горлу и в
ритме галопа забилось в углублении между ключицами.
Широко
расставив ноги и держась за край люльки, я поднялась и огляделась в поисках
телефона. Комната Евы, выкрашенная в оливковый и персиковый тона, тонула во
мраке. Когда я засыпала, солнышко готовилось исчезнуть за линией горизонта,
заливая бронзовым светом новую, пахнущую свежей краской и деревом мебель,
изготовленную на заказ бельгийским мебельщиком.
Нащупав
телефон на тумбе у пустых рамочек — скоро в них появится фотографии Евы — я
подсветила экраном под ноги и доковыляла до двери. Вышла в просторный коридор,
соединявший западное крыло с восточным, и зажмурилась. Так ярко. Зашуршала
домашними тапками, зевая во весь рот, почесала выпуклый пупок. В желудке
заурчало. Время ужина я слегка проспала. Пора подкрепиться.
С
приходом на кухню аппетит пропал. Полакомившись ягодным смузи (не зря же
притопала?), я написала Игнату: к какому часу его ждать, и ждать ли вообще. Он
не ответил. Явление не редкое. Если молчит — значит, занят. В любое другое
время любимый не томил меня в ожидании дольше, чем три-четыре гудка.
Утешение
развеялось пылью с донесшимся из прихожей стуком каблуков по мраморной плитке,
выложенной шахматным рисунком. Цок-цок, цок. Отсчитав количество шагов, я
насторожилась и ускорилась, двигаясь на стреляющий огненными иглами по нервам
звук женской обуви.