—
Все взяли, — вялым хором отвечают дедушке.
Ян
со звуком растягивает рот в букве «О», и Аня, не удержавшись, подхватывает за
ним зевательную эстафету.
—
Пап, я бы сама… — бормочу я, втискивая ступню в осенний ботинок и прыгая на
другой, уже обутой ноге.
—
Что ты сама, Фенек? — фыркает папа и щелкает меня по носу, как ребенка…
ровесника Яна и Ани.
Фенек
— мое прозвище с детства. Схожее с «Женек», но мама не разрешала ему так ко мне
обращаться, ведь оно топорное для девочки. Поэтому папа нашел альтернативу, и
за мной привязалось название миниатюрной лисицы с крупными ушами.
—
Я могу сесть за руль, — вздыхаю я.
—
Верю, но проверять не собираюсь.
Он
думает, я «замечтаюсь» по пути и угожу в какую-нибудь дорожную неприятность,
или спровоцирую ее невнимательностью.
—
Ключи, — произносит миролюбивым, но не терпящим дальнейших возражений тоном, и
протягивает раскрытую ладонь. Я сдаюсь.
Впервые
за минувшие выходные высунувшись из родительского дома, с жадностью вбираю в
грудь пробирающий до костей октябрьский воздух, обволакивающий улицы, и
подставляю лицо лучам утреннего солнца, надеясь получить немного тепла.
—
Женя…
Шлейф
недосказанности, тянущийся вслед за моим нерешительно произнесенным именем,
ведет к черным, аккуратно зашнурованным ботинкам, классическим темным брюкам,
длинному пальто в оттенке графит, небрежно повязанному на шее шарфу в крупную
клетку. Выше — квадратный подбородок, заросший двухдневной щетиной, слегка
раскрытые губы и темные круги под глазами, внимательно следящими за мной и
детьми.
В
тот самый миг, когда я узнаю в этой одежде, чертах лица и прическе своего мужа,
инстинкты кричат: «Спасайся!».
Спасай
детей.
Не подпускай, не подпускай, только
не подпускай!
—
Мам… — шумно выдыхает Ян.
Я
завожу руку за спину и шарю ладонью по воздуху. Сын переплетает свои пальцы с
моими, а Анютка пристраивается к другому боку. Не знаю, кто в ком нуждается
сильнее: я в детях, или они во мне. Но в одном я убеждена железобетонно. Если
сейчас нас разлучить, оторвать друг от друга, мы не выстоим по отдельности.
Появление
Марка обескураживает. Мягко говоря. Я не понимаю, где он черпал наглость, чтобы
явиться к дому моих родителей и попасться нам на глаза после всего, что было.
Звонил
он, или нет — понятия не имею. Я внесла его в черный список на всех телефонах:
своем, Ани, Яна.