По
пути к VIP-комнате
размышляю над тем, что эта работа отнимает кучу энергии. Если раньше это
напрягало, то в связи с последними событиями даже спасает. От гложущего стыда
перед тетей Женей, когда прихожу домой и оказываюсь в распоряжении у себя
самой. От тоски по Марку, безжалостно дерущей изнутри драконьими раскаленными
когтями. Короче, от полной анархии, творящейся в голове.
Я
боялась признаваться в этом самой себе, но порой мне нестерпимо хотелось, чтобы
он ушел от жены. Правда, не таким образом. Не вынужденно, а по собственному
желанию.
Словно
это сняло бы с меня часть вины за то, что у него возникли ко мне чувства.
Словно, если бы все произошло так, мамина подруга презирала и ненавидела бы
меня чуточку меньше — в достаточной мере для того, чтобы однажды простить.
Несбыточные
грезы…
Тому,
что мы с Марком натворили, нет и никогда не будет оправдания.
Перед
тем, как войти в комнату, я торможу перед закрытой дверью на несколько секунд,
чтобы перевести дух. В десятый раз скольжу ладонями по локонам, на которые
вылила половину баллончика лака, поправляю лямки белого лифа с глубоким
декольте, и проверяю, до конца ли застегнута молния на обтягивающих шортиках.
Они жутко некомфортные.
Мысленно
прокручиваю сценарий номера, первые движения танца, и шагаю в царящий полумрак.
Встроенное в стены и потолок оборудование источает приглушенный красный свет.
Яркости хватает, чтобы видеть платформу с пилоном, кожаный диван, на котором
вольготно восседает клиент, широко расставив ноги. В одной руке держит стакан с
неизвестным содержимым, а другая расслабленно лежит на бедре. Но здесь слишком
мрачно, чтобы рассмотреть мужчину детальнее. Однако мелочи, составляющие его
образ, прорисовываются по мере того, как я приближаюсь к платформе, поднимаюсь
на нее по ступенькам и встаю в изначальную позицию.
Как
только включается музыка, вспышка красного озаряет пространство, погружая все в
какую-то дьявольскую атмосферу. Я понимаю, что должна двигаться: обхватить
пилон и начать плавно качать бедрами, повернувшись к клиенту спиной, чтобы он
любовался моей задницей.
Но
видя перед собой Марка, я каменею.
Музыка
не прекращается, а нити, удерживающие мое тело в плену, впиваются в кожу,
продавливая плоть, вызывая онемение кистей и ног ниже колен. Даже когда он
произносит мое имя, я сохраняю абсолютную неподвижность. Мозговые шестеренки
наглухо клинит.