Воробей догнал меня вскоре после того, как я вышел из «Графа», не дав мне никаких объяснений своего исчезновения. Он вообще ничего не сказал, просто шел следом за мной и молчал. Мальчишка начинал нервничать. Видимо, не ожидал, что работа со мной окажется такой скукой. Мне самому нравилось наше занятие ничуть не больше. Чем дольше продолжались поиски, тем более абсурдной казалась моя убежденность в успехе нашего предприятия, и я часто вспоминал о том, что одно из достоинств моего ремесла состоит в том, что люди разыскивают меня, а не наоборот. Но мысли о мертвой девочке и мое природное упорство гнали меня вперед, и, вопреки всем уговорам здравого смысла, я надеялся, что удача еще улыбнется мне.
Старушка за прилавком, таким же обшарпанным, как и она сама, ни на полдюйма не изменилась в лице за все время нашего разговора. Никто из ее работников не отлучался последние три дня. И было их всего двое, обе женщины, и работали они шесть дней в неделю от зари до полуночи. История старухи оказалась не слишком интересной, чтобы оправдать три медяка, которые я заплатил ей.
Из маленькой мастерской я вышел на улицу, когда день уже угасал, и подумал, что пора прекратить бесплодные поиски, вернуться домой и восстановить силы, как вдруг ветер сменил направление, принеся знакомый запах. Улыбка растянула мне уголки губ. Заметив ее, Воробей посмотрел на меня с любопытством.
– Что случилось? – спросил он, но я оставил его вопрос без ответа и пошел против ветра.
Мы прошли два квартала, и едкий запах сделался крепче. Еще несколько шагов – и вонь стала почти невыносимой. Пройдя немного вперед, я понял почему. Перед нами стояла большая клеевая фабрика, каменные ворота выходили на просторный двор, где кучка киренцев топила в бурлящих котлах хрящи и кости. Я был близок к цели. Я открыл калитку и вошел внутрь. Воробей не отставал, держась в полушаге за моей спиной.
Быстро мелькнула в воздухе моя фальшивая грамота, и управляющий принял вид дружелюбной услужливости. Я завел разговор по-киренски намеренно хуже, чем умел.
– Рабочие, все здесь последние три дня? Кто-нибудь нет? – Я положил на стол серебряную монету, и глаза управляющего просветлели. – Важные сведения, большая цена.
Его совести потребовалось полсекунды, чтобы одобрить продажу чужеземцу своего соотечественника, монета исчезла, и он указал на человека среди рабочих на фабричном дворе.