Но тут мне в спину внезапно повеяло сильным холодом, принесшим зловонный запах испражнений и гнилой плоти. Все мое тело словно оледенело, и я неуклюже отскочил в сторону, прикрыв нос рукой, чтобы не разбить его о старую кирпичную стену.
Существо было ростом в восемь или девять футов, хотя определить точнее его высоту было трудно, поскольку оно не двигалось по земле, а парило в нескольких футах над ней. С виду существо было уродливой имитацией двуногих созданий, и все же оно достаточно отличалось от них, чтобы принять его за кого-либо из представителей человеческой расы. Грязные длинные руки болтались вдоль его тела, и каждая заканчивалась огромными, похожими на грабли кистями величиной с мою голову. Разглядеть его лучше не представлялось возможным, поскольку его тело большей частью было скрыто под неким подобием плаща, оказавшимся при более тщательном наблюдении похожим скорее на загадочный панцирь. Под ним я заметил скелет – крепкий и белый, как кость.
Я и не предполагал, что вновь увижу его, – очередная молитва к Шакре, оставленная без ответа.
Лицо существа было уродливой пародией на мое собственное: жесткая кожа, плотно намотанная на череп, и злобный, свирепый взгляд. Я почувствовал острую боль в груди и повалился на землю. Агония, овладевшая мной, была столь мучительной, что долгая история моих ран казалась лишь пустым звуком в сравнении с ней. Вопль застыл на моих губах. В тот жуткий миг я готов был предать лучшего друга, снести любое оскорбление над собой, совершить самое гнусное преступление, лишь бы облегчить свои муки. Затем существо отвернулось и поплыло вперед, и страшная боль отступила так же внезапно, как началась. Лишенный сил, я остался лежать на земле.
В нескольких шагах от великана ужасная тварь остановилась. Ее нижняя челюсть зашевелилась и опустилась на полфута вниз, обнажив глубокую пурпурную пустоту.
– Дитя не заслужило скверного обращения. – Голос чудища задребезжал, точно разбитый фарфор. – Страдала она, теперь страдать будешь ты.
Киренец продолжал глядеть с ужасом, не подавая признаков здравомыслия. Казавшееся прежде медлительным, существо теперь одним молниеносным движением схватило когтистыми пальцами киренца за глотку. Без видимых усилий оно оторвало его от земли и подняло в воздух.
За полдесятка лет, проведенных в окопах, и долгие часы усмирения преступников в узницах Черного дома я уверился в мысли, что более не существует такого выражения боли, которое мне было бы неизвестно. Но ничто не могло бы сравниться с криком киренца. Вопль, который он испустил, проник в самую глубь моего мозга, словно ржавые гвозди. Я сдавил уши руками так крепко, что едва не лопнули перепонки.