[5] И я имею право знать
про эту войну все! Я не Шпайер и не согласен на крупицы информации,
которые ты им выдаешь!
Генрих снял брючный ремень и начал
снова методично наносить удары, от которых я только корчилась да
мычала, после чего вытащил кляп.
- Ну? Рассказывай! Иначе дальше я
начну ломать тебе пальцы!
- Да вы ненормальный! – воскликнула
я. – Ничем не лучше наци! Неужели вы не понимаете, что я не вижу
всей картины будущего? Что я сама составляю ее по кусочкам! Я,
действительно, вижу разные сны, в которых гибнут люди, происходят
сражения, но мне никто не дает комментариев и пояснений. У меня нет
привязки ни ко времени, ни к месту! Вначале для нас, для Германии,
- поспешно уточнила я, - все было хорошо. Я видела наши войска в
Польше, затем в Париже. Потом были сны, из которых я поняла, что мы
напали на СССР: нас встречали хлебом-солью, танцевали женщины в
русских национальных костюмах. Потом я стала видеть лишь дотла
разрушенные города и тысячи трупов, как немцев, так и русских.
Груды разбитой горящей техники, какие-то массовые казни. Видела и
казнь Розенберга, ему зачитывали приговор. Но как я могу
«рассказать все», если я сама не понимаю! Да, Германия проиграет
войну, верхушку НСДАП будут судить. Разве этих сведений
недостаточно? Разве это не «пророчество»? Вы думаете, что я могу
ежемесячные отчеты предоставлять? Завтра такой-то пойдет туда-то и
скажет то-то? Чтобы вы как на ипподроме ставки делали?
Я разревелась. От боли, от обиды на
то, что искренне хотела помочь Затлеру избежать ареста, от того что
Шпаейров до сих пор где-то носит. От внезапно нахлынувшего чувства
незащищенности.
- Я вам ничего больше не скажу! Мне
нечего сказать! Можете меня убить!
Хлопнула дверь в квартиру — Генрих
ушел молча, оставив меня связанной. Правда, руки были связаны
спереди и достаточно небрежно, поэтому мне не составило большого
труда развязать узел зубами. Сотрясаясь от внутренней дрожи, я
доковыляла до умывальника, долго плескала на лицо холодной водой,
вытирала натекшую из носа кровь. Да, избил он меня знатно, что
будет завтра, даже страшно представить. Чертова свинья! Потом я
сняла испачканную кровью одежду, замочила в тазу, переоделась.
Выкрутилась или продолжение следует? Что сказать Шпайерам? Вот
говорил же мне Иван не ездить в неметчину! Сидела бы сейчас в своем
детдоме. Ну, нафиг! Все правильно сделала, что уехала. Совершенно
не жалею, даже несмотря на этот инцидент. А у этого тела, кстати,
неплохой болевой порог, хотя у детей он напротив, низкий. Это
как-то связано с индивидуальными особенностями или все-таки потому,
что тело не «родное»? А может, Генрих и не бил меня в полную силу?
Вот черт, что он вообразил?