старалась.
Единственный, пожалуй, плюс, с моей точки зрения и с точки зрения
советской морали — я не была пронырой, терпеть не могла интриганов,
все эти «договорняки» и «вась-вась», всех подлиз и ловкачей на дух
не переносила.
Сейчас же мне приходилось в буквальном смысле, перешагивать
через себя. Я прекратила стебаться над учителями и подтрунивать над
коммунистическими загибами. Мне приходилось не просто искать подход
к каждому воспитаннику, изучая его положительные и отрицательные
стороны, но и апеллировать к положительным сторонам на собственном
примере. Вот честно, убила бы некоторых, но нет! Если оставался
хотя бы небольшой шанс вернуть ребят в «лоно» общественной жизни,
то я им не пренебрегала. Мамкой я, конечно, не становилась, всему
есть предел, но приходилось иметь дело такими взрослыми и детьми,
которых я в ПРОШЛОЙ жизни просто послала бы подальше, связываться
не стала.
В школе я перестала в негативном ключе комментировать советские
учебники и вместо «приколов» прочувственно вещала о тяжелой судьбе
рабочих и крестьян до революции. Петренко всячески пытался втянуть
меня в работу своего кружка безбожников, но тут я принципиально
уперлась. Издеваться над чувствами верующих — это уже перегиб. В
конце-концов на очередном пионерском собрании школы я вынесла на
обсуждение тему малого охвата пионеров культурной работой, типа
«даешь еще кружки!», и предложила организовать кружки
художественной самодеятельности, «умелые руки», зоологический и
географический или краеведческий. После чего мне лично пришлось
подписаться на участие в художественной самодеятельности и
организацию зоологического кружка.
В январе ударили такие морозы, от которых я в будущем уже
отвыкла. Уличных термометров ни у кого не было, но по ощущениям —
ближе к сороковнику. В детдоме, как и в школе, топили слабо, а
сейчас стало совсем невыносимо. В классах мы сидели в пальто, а по
утру в спальне изо рта валил пар. Все мои выходы и выезды в город
прекратились, Иван, правда, приезжал ко мне почти каждый выходной и
привозил гостинцев. Мы подолгу сидели где-нибудь в уголке на первом
этаже, и шепотом переговаривались, при этом наши беседы становились
все продолжительнее.
В середине зимнего месяца март к нам приехали делиться опытом
бывшие коммунары Макаренко, Тарас и Степан Кравчуки. Та-дам!
Правда, услышав имена, я первым делом поморщилась. Хохлы приехали!
Оба чубатые, белозубые, в пиджаках и вышиванках, с малоросским
говорком. Зато ребята в них сразу же влюбились, а уж авторитета они
себе всего за месяц сколько набрали!