- Кто твой господин? - спросил грузный мужик похожий на крестьянина или кузнеца.
- Какое это имеет значение? Вы же не полиция Иных.
- Мы-то не полиция, а вот ты - сервент.
- Как вы догадались?
- А ты нашивку забыл с куртки спороть, когда бежал!
Мужик расхохотался.
- Что хозяин попался суровый? А, деваби? А то ленту снял, а нашивку забыл.
- Я пришел сюда не затем, чтобы обсуждать моего господина.
- Да, да! Ты доставай сережки-то.
Ник достал Катины серьги, завернутые в платок. Мужик грубо вырвал их у него из рук и развернул.
- А деньги?
- Будут и деньги, деваби!
Мужик резко развернулся, и Ник почувствовал удар. Очень сильный. Под дых. Он упал. Кто-то ударил его ногой. Еще и еще. Пока он не потерял сознание.
Он очнулся на ночной мостовой под летним дождем и попытался встать. Над ним закружились бледные размытые фонари. Он ухватился за столб. Все тело болело. К горлу подкатывала тошнота, и рядом не было товаби, который бы снял боль и восстановил функции внутренних органов. Чудом Ник добрался до того места, где они договорились встретиться с Кэт. Она его ждала. Бросилась к нему, заплакала, и он снова потерял сознание.
Потом была серая каморка. Наверное, чердак. Ник лежал на полу, на рваном тюфяке, и Катя приносила ему еду.
- Откуда это? - спросил он, когда ему стало лучше.
- Неважно. Ты ешь.
- Катя, что ты делаешь? Откуда у тебя деньги?
- Не кричи на меня! Это не то, что ты подумал. Я ворую. Режу сумки.
- О, Боже!
- Не кричи! Я, в отличие от тебя смогла тогда продать свои часы, и меня не ограбили!
- Тогда ты была сервентом Христиана Поплавского. Я думаю, тебя просто побоялись тронуть. Теперь мы никто.
- Ты думаешь, это важно?
- Они очень интересовались моим господином и догадались, что я скрываюсь. Только тогда начали бить. Мы обрели свободу и потеряли защиту.
- Надо было вернуться, да?
Ник горько усмехнулся.
- После карманных краж? Я не уверен, что теперь Христиан оставит тебя в живых при всем его либерализме. А твоей смерти я не переживу.
Так продолжалось до начала осени, когда Ник окончательно поправился и стал выходить на улицу. Они жили в квартале полуразрушенных брошенных домов, служивших приютом для таких же отверженных, как они. Квартал давно собирались реконструировать, но не хватало средств.
Ник пытался найти работу, на которую не требуется разрешение. Воровать он не мог. Патологически. Только разводил руками. Иногда удавалось кому-нибудь что-нибудь починить. Техника была столь же старой и заезженной, как все здесь. И даже такой техники в трущобах было мало. А никто из приличных людей (даже homo naturalis) никогда не вызовет мастера из этого квартала. И Ник брался за любую работу. Хоть ассенизатором.