– Очень, я бы сказала, амбивалентное название. «Мои дорогие мальчики».
– Хорошо назвала. Ты, конечно, хулиганка, но мне нравится. Чем могу помочь? Я, вообще-то, сомневаюсь в том, что ты нуждаешься в помощи.
– Нуждаюсь, нуждаюсь. Понимаешь, не хочу, чтобы получились мемуары, а пишу все-таки воспоминания. Нужно придумать форму.
И я вот что придумала: я буду писать большое, длинное письмо ТЕБЕ, человеку, который много лет был рядом с нами, все про нас знает и всех нас любит. Как тебе такая идея?
– Неплохо. Дерзай. Не сомневаюсь, это будет интересно. Ты справишься. Уверен.
– Тогда я начинаю?
* * *
Валера, я напишу тебе про нашего Диму, моего замечательного сына и твоего большого друга. Ты помнишь это ведь именно он впервые привел тебя к нам домой и ты остался с нами навсегда. Я напишу тебе про Гену, нашего дорогого, удивительного Гену. Вот уже два года, как его с нами нет, но он есть, никуда не ушел, и это длинное письмо к тебе он тоже, конечно, прочитает. Я напишу про тех, кто много лет был рядом с нами, кто участвовал в формировании и становлении Димы и помогал ему стать тем, кем он стал, одним из самых известных кинопродюсеров России. А значит, я напишу и о тебе, потому что твою роль в Диминой и нашей жизни невозможно переоценить.
Всё. В голове полный сумбур. Мысли лезут друг на друга, торопятся, толкаются. Просятся на бумагу.
Обнимаю тебя, мой дорогой.
Мой семилетний сын Дима сидел в коробке из-под телевизора, сложившись в клубочек, и плакал. От обиды.
Пару часов назад я довольно ощутимо шлепнула его по мягкому месту. Достал, что называется. С тех пор он со мной не разговаривал, не смотрел в мою сторону и плакал так горько, как будто с ним случилось непоправимое несчастье.
Сначала он ничего не понял и какое-то время без слез изумленно смотрел на меня своими огромными «с волокитой» голубыми глазами. А когда осознал, что я его наказала таким небывалым способом, обида захлестнула его, слезы полились градом, он их даже не вытирал. Потом началась истерика, и я, конечно, испугалась и попыталась его успокоить. Но не тут-то было! Он не подпускал меня к себе, отталкивал и кричал: «Не подходи ко мне! Я тебя ненавижу!»
Дело принимало нешуточный оборот. Никогда раньше я его не била, даже не замахивалась, считала, что детей бить нельзя, категорически. Всегда можно как-то договориться, переиграть, отвлечь, рассмешить, в конце концов. И мне, как правило, это удавалось. Но в этот раз я сплоховала. Наверное, потому, что сама по какой-то причине была в неважной форме. В общем, виновата.