В воскресенье, например, я не умею жить. У нас это первый день рабочей недели. Мне тошно и реальность наваливается, как безжалостный соперник в борцовском поединке. В России говорят: понедельник день тяжёлый. Получается, всё зависит от того, когда начинают работать и в соответствие с этим определяют тяжесть. А здесь воскресенье день тяжёлый. Да и понедельник не лучше. Дело в работе, мать её. Если свою работу ненавидеть, то тяжёлой станет и суббота только от мысли, что завтра опять туда же. Один мой приятель всё уверяет, что это проблема девяноста там с чем-то процентов населения земли. Любит он всякую статистику. Доказывал мне, например, что средний мужчина думает о сексе каждые 4—5 минут. Ну, к статистике я равнодушен. Прочитал у умного человека, что если мой сосед бьёт жену каждый день, а я – никогда, то по этой дурацкой статистике мы бьём жён на двоих через день. Вот вся цена этим социологам. Но в принципе, что-то в этом есть, не особо я встречал людей, работой своей довольных. Но в общем-то знаю парочку. Или врут?..
Итак, работаю я, как все видевшие меня уже догадались, на рассылке. Катаюсь по Тель Авиву на велосипеде туда-сюда. Человек я довольно религиозный по здешним меркам, хожу в кипе, с бородой, ем кошерную еду. А сегодня мне особо грустно. Одуревшие от своей канцелярии секретарши в адвокатской конторе говорят, что нужно отнести еду на кухню. Всё у них должно быть по порядку. Еда – на кухне, Бумаги – на столе. А мне хочется хлопнуть стеклянной дверью так, чтобы она сломалась. Только одна девчонка на улице Беркович искренне порадовалась сегодня и сказала «спасибо» от всей души. Такой даже отсутствие чаевых прощаю. Общая же картина сегодня довольно унылая. Завтра могут быть мгновенья счастья от взгляда незнакомой красавицы на улице. Так что обобщать не будем.
Встречаю знакомого шизофреника. Кто-то окликнул меня на Ибн Гвироль, я остановился, долго вглядывался в его лицо, пока не узнал Мора. Мы вместе учились с ним в ешиве, он был абсолютный псих, и я это всегда видел. Я очень боялся его, потому что трудно представить более классического тель-авивского психопата. А раввины почему-то его держали до последнего. Пока он окончательно с катушек не съехал. Как-то снял ботинки, закинул пару экстази и босый пошёл по городу. Его видели, когда он сидел в 5 утра на скамейке на площади Дизенгоф у фонатана и голубей кормил. Много воды утекло, даже фонтан тот уже снесли. Потом он стал ходить по домам раввинов и кидаться на них. Из моей ешивы пострадали трое, включая самого рава Шмерлинга. В ешиве выставили охрану, а один мой знакомый рассказал, что видел Мора на Кинг Джордж, где он со словами: «тебя когда-нибудь бил религиозный человек?» кидался на трансвеститов, а они его метелили так, что страшно было смотреть. Ещё как-то я встретил Мора у Стены Плача.. Он был весь бардово-синий от побоев, но задорно провоцировал меня и всяких людей прямо во время молитвы. Мой приятель Хаим, непривычный к такому кощунству, уже хотел наказать его, но я почему-то не дал. Я и раньше переживал за него, хотя вёл он себя всегда по-скотски. Я водил его к Анонимным наркоманам в надежде исцеления, он говорил, что это довольно смешно, но выходил оттуда с ещё большей горечью в душе. Потом он пришёл в ешиву и украл занавес с Арон аКойдеш. Это было так нелепо, неожиданно и безумно, что вновь наняли охранника. Это был русский парень, которому показали лишь фотографию безумца, он сидел на стуле возле входа и, завидя любого незнакомца, вскакивал и начинал разминаться. Ученики ешивы поили его кофе и курили с ним на переменах. Мне было всегда любопытно – что этот парень из охранной фирмы думал про весь этот цирк. Всё как-то успокоилось само собой, а кто-то говорил, что Мор уже принудительно отдыхает на дальней даче – то ли в дурдоме имени великого мудреца дона Ицхака Абарбанеля, то ли в психиатрии центральной больницы «Ихилов». Ну и через год после всего этого карнавала уже порядком успокоившийся он приходил пару раз на праздники в ешиву. Мы здоровались, делая радостно-презрительные физиономии, а я делал вид, что уже не боюсь его. И вот, сегодня он меня окликнул на улице. С трудом узнаю его, он теперь без своей роскошной бороды, зато на голове шевелюра, как у льва.