–
Я ведь всё равно выясню! – злобно сообщил всем Гудков и для
дополнительной аргументации потряс сжатым кулаком в воздухе. – И
вам же лучше признаться, и тогда мы все разойдёмся!
Но
ни на кого эти крики впечатление не произвели – во-первых, он уже
не первый раз вот так угрожал, во-вторых, все смертельно хотели
спать, поэтому было в принципе уже безразлично.
–
А завтра представление, – жалобно пробормотала Нюра. – Точнее уже
сегодня…
–
А мне плевать! Мне плевать, в каком вы виде будете выступать! Вы
оскорбили, обидели, унизили, напугали товарища! – брызгая слюной,
Гудков забегал ещё пуще по комнате. – Мерзкий бесчестный поступок!
И я желаю знать, какой мерзавец сделал это?! А если этот мерзавец
вдобавок ещё и трус, то будем все здесь сидеть до
вечера!
Я
незаметно оглядел собравшихся. На подоконнике, еле сдерживая
зевоту, сидел Зёзик. Жорж развалился на сундуке (у нас в каждой
квартире был большой сундук, видимо, вместо шкафа) и вполглаза
дремал. Люся и Нюра чинно примостились на свободном стуле, вдвоём
на одном. Нюра зябко куталась в вязанную шаль, хоть в комнате и
было душно. Остальные расселись на полу, даже Клара. Так как
кровать была вся залита кровью, а на подушке возлежала и
укоризненно смотрела на нас разноцветными глазами дохлая рыба, то
пришлось всем нам сидеть на полу. Хорошо, хоть Клара – чистюля и
пол в своей квартире вымыла как надо (не то, что я).
–
Я в последний раз спрашиваю – кто это сделал?! – заверещал
Гудков.
Все вздохнули. Экзекуция пошла уже по шестому
кругу.
Снаружи о стекло монотонно билась ветка и
стучали, убаюкивая, крупные капли дождя – ветер крепчал. Где-то в
глубине Хлябова, кажись в частном секторе, закукарекал первый
петух. За ним подхватил второй. Спать захотелось ещё
сильнее.
–
Вот видишь, Мими, из-за тебя всё, – укоризненно сказал Моня,
который парил на полметра над полом и пытался увидеть себя в
большое напольное зеркало. – Генка спать вон как хочет, а теперь
ему сидеть тут до утра придётся и слушать все эти вопли.
–
Да, Мими, ты зря так, – поддержал одноглазого Енох.
Мими, которая на слова Мони не обратила ровно
никакого внимания, ощерилась и мгновенно спрыгнула с сундука (она
его делила с ничего не подозревающим Жоржем). Звук как от удара
мешка с цементом, казалось, заставил задребезжать стёкла, причём во
всём здании. Я аж голову в плечи втянул. К счастью, никто ничего не
услышал. Мими усмехнулась и поковыляла прочь из квартиры (хорошо,
что из-за духоты, дверь была открыта на коридор. А то даже не
представляю, если бы она её туда-сюда открывать стала прямо на
глазах у агитбригадовцев).